- Не знаю, - тускло ответил Громов. – Климат на Крозе сам по себе отвратительный.
- Сначала мы становимся отрезаны от всего мира и к нам не в состоянии причалить корабль, потом начинается эта жуткая метель. Слава богу, что осталось терпеть всего несколько часов! Этот мир рушится, нам нужно выбираться отсюда, пока нас не погребло под его обломками.
Элен тоже сильно нервничала и теряла аппетит. К завтраку, заботливо поставленному перед ней Огюстом де Мирабий, она не притронулась. Ее страх, что из-за метели они вовремя не доберутся до пристани, имел под собой основания, поэтому выдвигаться на место она приказала за два часа, хотя ходу до указанной точки было от силы минут десять.
Однако воплотить намерения в жизнь оказалось непросто. Обильный снегопад начался еще вечером, но к десяти утра он превратился в настоящий шторм, и, открыв наружную дверь, Элен тотчас увязла в сугробе. Снег полностью забаррикадировал выход, забил узкое крыльцо чуть ли не до самой крыши, и Огюсту пришлось хватать лопату, чтобы прокопать туннель из «Sejour».
- Моусон, чего застыли столбом? Отдайте мне саквояж и помогите ему! – потребовала Элен, тыкая пальцем в свободную лопату, помещенную для этих целей в закутке.
Мимо них по коридору прошло несколько сотрудников станции. Они с неодобрением смотрели на несвоевременные попытки покинуть здание, но не вмешивались. Нрав у Элен был еще тот, и никто не желал выслушивать от нее оскорбления в ответ на добрые советы.
Раскидав снег, Огюст и Тим выпустили Элен и Громова на свободу, но самые сложности ждали их впереди. Из-за ветра, валившего с ног, они не шли, а ползли – спиной или боком вперед, переставляя руки вдоль поручней. Ноги то и дело оскальзывались на обледеневшем настиле. Пальцы мерзли от железных перил, несмотря на толстые рукавицы. Брови, ресницы, каждый тончайший волосок на лице покрылись белой изморосью от дыхания, а открытые участки кожи горели. Если бы не свет фонарей, выплывавших поочередно из кромешной темноты на развилках, они бы сбились с пути. Впрочем, видимость была ограничена настолько, что ни в чем нельзя было быть уверенными.
Хуже всех приходилось Громову. Он отставал, так как волочил за собой неудобный костыль, с которым не желал расставаться, памятуя об открытых участках впереди, и Огюст, переживая, что без оператора настроить Зеркало не получится, то и дело возвращался за ним, подтаскивая за воротник парки.
Элен тоже было непросто: она тащила чемоданчик с Зеркалом, по непонятной причине так и не вернув его Моусону. За это упрямство, помноженное на паранойю, она и поплатилась. Когда очередной мощный порыв оторвал ее от поручней, развернул и повалил на спину, Элен потеряла драгоценный саквояж. Мелькнув смазанной темной массой, он исчез в снежных завитках, упав с настила.
Элен закричала, закопошилась в снегу, болтая в воздухе ногами, но крики ее относил ветер. Огюст бросился к ней... вернее, пополз и принялся с усилием поднимать.
- Артефакт! – вопила Элен, отталкивая его руки. – Оставь меня и ищи артефакт, идиот! Моусон, найдите наш груз!
Тимур сделал знак Громову продолжать движение, а сам подлез под перила – и тоже сгинул без следа. Де Мирабий с беспокойством поглядывал в темноту, колеблясь, стоит ли последовать за ним, как требовала начальница, или все-таки дождаться его на дорожке. Ему совсем не хотелось отпускать спасительные поручни. Да и выкапывать из снежной кучи неблагодарную Элен тоже больше не хотелось – пусть вылезает сама.
- Это я виновата, моя вина, моя! – рыдала в неистовстве Элен, и все напряжение последних часов выплескивалось из нее в этом жутком нечеловеческом вое, с которым боялся соперничать даже ветер. – Артефакт выбрал его, а я помешала! Моусон, где вы?
- Вы не виноваты, мадам, – попытался оправдать ее Огюст, но она его не услышала.
Выбираясь из снежного плена, Элен продолжала блажить:
- Найдите его, Моусон! Мы не можем уйти без Зеркала! Огюст, сделайте же что-нибудь!
- Держитесь крепче, мадам, а то опять унесет, – вздохнул Огюст и полез в проем между стойками, осторожно спускаясь на землю.
Громов, зная, что с Тимуром ничего плохого не случится, продвигался вперед, как и было условлено. Лежа животом на перилах, он подтягивал себя руками и таким образом протиснулся мимо Элен, бестолково зависшей по ту сторону настила. Его костыль слегка зацепил ее, ударив пониже спины, но француженка не отреагировала, выглядывая сгинувших искателей саквояжа.
Миновав один фонарь, потом второй и третий, Юра оказался на очередном перекрестке. Он попытался сориентироваться в уме, выбирая направление к ангару на пристани, и, понадеявшись, что не ошибся, двинулся туда.
Громов полз неспешно, но методично; выбрасывал сначала одну руку, потом переносил тяжесть тела на левую ногу и подтягивался, отталкиваясь правой рукой. Пара секунд уходила на то, чтобы передохнуть и слегка отдышаться, опустив голову вниз, и цикл начинался с начала. Костыль, перехваченный под мышкой, скреб по противоположным перилам, ударяясь от столбики и отсчитывая их, словно зловещий и очень медлительный метроном.
Сколько так прошло времени, Громов понятия не имел, но вдруг при следующем толчке почувствовал, что горизонтальные перила, сбалансированные по высоте рельефа, круто обрываются вниз. Он добрался до берега. Он дошел!
Почти сразу, едва он осознал свою близость к цели и возликовал, по его плечу похлопала тяжелая рука, привлекая внимание, и голос Тимура ободряюще прокричал прямо в ухо:
- Осталось тридцать метров! Ангар уже видать!
- Где Элен? – крикнул Юра, сгибаясь еще сильней и захлебываясь снегом. Никакого ангара он пока не видел, хотя и верил, что он там есть. Не видел он толком и Борецкого, скрытого за метелью.
- Бродят кругами! Потеряли направление и возвращаются к «Sejour»!
- Не замерзнут?
- Нашел о ком переживать! Такие нигде не тонут, особенно в снегу.
- Они тоже люди, - с сомнением прошептал Громов и повысил голос: – А статуэтка?
- При мне!
Несчастные тридцать метров до лестницы на пирс они преодолевали минут двадцать, не меньше. Громов едва не сверзился со ступеней, удержав себя на весу в последний момент, но костыль свой выронил. Его пришлось долго искать, чтобы кое-как, с опорой на тонкую палку, доковылять потом до желанной двери.
Дверь на склад тоже завалило снегом, и Тимур, поставив чемоданчик, разгребал рыхлый сугроб руками. Громов входил внутрь вторым и, захлопнув дверь, привалился к ней спиной. Ноги его совершенно не держали, не было сил даже дотянуться до стула, но очень не хотелось постыдно сползать по стенке у Борецкого на глазах.
Тим, едва отдышался, плюхнул на стол саквояж, стянул перчатки и щелкнул замками:
- Отопление врубать, полагаю, не стоит. Мы тут не задержимся, хотя… - Он оглянулся на обессиленного Громова и, качнув головой, подтащил ему к двери стул. – Садись-ка, мой друг! У меня фляжка есть с коньяком, прихватил из бара. Сейчас плесну чуток и отогреешься.
- А не повредит? – просипел Громов. – Не уверен, что алкоголь и портал можно совмещать.
- Если за красные флажки не заступать, то можно. Лучше б чайку горячего, конечно, но термосы, заразы такие, в столовке все ведерные. А фляжка – малышка, крышечка у нее с наперсток. В самый раз тебе будет.
Тим самолично напоил его и, полюбовавшись на краски, стремительно возвращающиеся на лицо друга, улыбнулся:
- Ну вот, теперь можно и милых барышень встречать! Зеркало надо активировать для наведения через… - отвернув рукав толстого свитера, он бросил взгляд на наручные часы, - через семь минут. Сможешь пока настроиться на рабочий лад?
- Куда я денусь с подводной лодки? – ответил Юра, стягивая с заледеневших рук облепленные мокрым снегом перчатки.
30.6 (2 часть)
**
Циазомвазаха. Затерянный храм Обоих Солнц. День Икс
Иван и Патрисия
Их было девять. Впереди шел Сперанский с дочерью и ее бывшим супругом. За ним какой-то темнокожий бугай, тащивший огромное деревянное кресло, похожее на трон. Следом за ними – де Трейси с Патрисией, казавшиеся добрыми друзьями: сын основателя «Прозерпины» даже подал даме руку, помогая сойти со ступеней. Замыкали шествие Чебышева со своим провожатым, крепко держащим ее под локоть, и третий вооруженный наемник, недвусмысленно водивший дулом винтовки по сторонам.