Глава 8. Диффузия
Виктор Соловьев
8.1.
Мила температурила уже вторые сутки, и все это время Вик оставался с ней рядом. Поил с ложечки, обтирал горячий лоб прохладным полотенцем, заказывал в интернет-аптеке нужные лекарства, менял влажное белье на сухое. Высокая температура иногда спадала, но сразу и возвращалась. Мила почти не приходила в сознание, а если и открывала глаза, то вряд ли понимала, где она и что происходит. Она постоянно спала, и хорошо, если сон был мирным. Однако бывало, что девушка начинала стонать и метаться, тогда Вик бросал все дела или вставал с раскладушки, отданной во временное пользование все той же доброй старушкой-соседкой, и старался ее успокоить.
Вик понимал, что потрясение оказалось для бедняжки невыносимым, а ушиб головного мозга усугубил картину. Мила сгорала как спичка, находясь на грани жизни и смерти, а он не знал, как ее спасти.
Он недооценил ее травмы, поскольку у нее не было ярко выраженных симптомов вроде рвоты и потери сознания после ДТП. Авария нанесла ей, скорей, психический урон, чем физический, но и к этому стоило отнестись серьезно. Ошибкой было сразу после первого шока подвергнуть ее второму, но Вик, взвесив за и против, рискнул. Правда об истинном положении была Миле необходима, и он подумал, что скрывать ее – гораздо большее преступление, он и так слишком долго тянул.
Вот только Мила, узнав о собственной смерти, сломалась. Перепрыгнув стадии отрицания, гнева и торга, она сразу впала в депрессию, поверив, но не приняв. В ее тяжелом состоянии нечего было и думать, чтобы грузить ее и дальше душеспасительными беседами. Оставалось лишь ждать, когда кризис минует.
- Вези ее ко мне, - твердила Патрисия по несколько раз в день, взяв моду названивать в самое неподходящее время, - ты думаешь, что делаешь для нее лучше? Нет, Аш, ты делаешь только хуже. Ты себя загоняешь в могилу вместе с ней. Вам нельзя оставаться в Уфе ни часом дольше!
- Я не повезу ее в таком состоянии, - отказывался Соловьев. – Она не выдержит дороги. Я жду перелома, но пока мне кажется, она вообще не намерена бороться за жизнь и просто угасает.
- А знаешь, это будет самым оптимальным выходом. Подумай, у нее не просто какой-то там нервный срыв, она не хочет жить согласно новой программе. У нее ничего не осталось: ни мужа, ни любимой работы, ее никто не ждет и ничто не мотивирует, в отличие от Грача, который буквально зубами цепляется за свою семейную жизнь. А ради чего стараться твоей Миле? Ее давно успели оплакать, и она это сознает.
Вику надоело это слушать, и в последний их разговор он сорвался:
- Ты говоришь ерунду, Пат, злую и бесполезную! Не стоит казаться хуже, чем ты есть. Мила спаслась от смерти один раз, спасется и второй, и наша задача – отстоять ее право на жизнь с нуля.
- Нельзя приготовить омлет, не разбив яиц. Кто ты такой, чтобы идти против магистрального течения Вселенной?
- Я человек, Пат! И врач. И потому утверждаю: сейчас ее гибель бессмысленна, и я ее предотвращу!
- В тебе бушуют гормоны и эмоции, но если ты включишь логику...
Он не дал ей договорить, чтобы еще сильнее не засорять собственное сознание:
- Вот что, моя дорогая, - произнес он предельно вежливо и спокойно. - Я ее не брошу. И знаешь, почему? По той же самой причине, по которой ты никак не бросишь Павла Долгова. Паша – умер, и у нас, в отличие от Милы, нет никаких материальных доказательств обратного. Видения твоей дочери, сны и гипотезы не в счет.
В ответ Пат оскорбленно прищурилась:
- Ты бьешь по больному!
- Как и ты, - парировал он. – Если муж для тебя стимул для борьбы с «магистральным течением», то почему ты отказываешь в этом Миле? И отказываешь в здравом смысле мне?
- Я хотя бы не теряю времени впустую, просиживая у чьей-то постели. Лучше бы ты занялся связями ее мужа с антикварами и поисками тех, кто наслал бандитов на пансионат.
- Этими вещами занимается полиция, и они держат меня в курсе.
- Полиция может быть слепа, и у них свои интересы, а у нас свои. Освободись от докуки и вернись, наконец, к работе!
- Моя работа – лечить! И Мила сейчас в приоритете.
После этого спора целые сутки Пат не донимала его звонками, и Вик был рад. Ухаживая за Милой, он чувствовал, что поступает верно.
Конечно, он задумывался не раз и не два о том, что испытывает к девушке на самом деле. Любовь можно спутать со многими похожими состояниями: влюбленностью, жалостью, страстью и привязанностью. Вик не хотел спешить и навешивать таблички, но все чаще спрашивал себя, не пора ли ему остановить свой бесконечный бег по кругу? Очевидно, что Мила влюблена в него и не отвергнет ухаживаний. Между ними много общего, и если дать ей время, она освободится от тяжелого наследства первого неудачного брака и расцветет по-настоящему.
Вик всем сердцем желал увидеть ее цветущей. Тот образ Боттичелливой Венеры, что он однажды подсмотрел в ней, смущал его ум.
За время своего вынужденного затворничества Соловьев много читал, думал и общался по телефону и скайпу с самыми разными людьми. Патрисия напрасно обвиняла его в бездействии. Вик находился в тесном контакте с историками и лингвистами, расшифровывающим надписи из Антарктического храма, а также с капитаном Салимовым, служившим связующей ниточкой с местными компетентными органами.
Но больше всего Виктора порадовал Белоконев, нашедший интересную информацию об отце Загоскина. Иван Петрович, оказывается, имел очень примечательных предков.
- Построить генеалогическое древо Загоскина полностью мне пока не удалось, дело это трудоемкое, - сообщил Геннадий по телефону. – Но сейчас важно отработать версии, которые касаются непосредственно нашего с вами дела, а не рисовать точные схемы, кто кому брат и сват, верно?
- Конечно, - заверил его Соловьев. – И я догадываюсь, что в главном вы преуспели.
- В биографии Загоскина есть два любопытных момента, которые нужно как следует отработать, - голос историка прозвучал очень довольно. - Во-первых, священник Устюжанинов, про которого вы мне говорили. Не тот, который поповский сын Иван и плавал за моря, а его отец, Алексей Устюжанинов. Вот он - ну очень интересная личность! Высокообразованный человек широких взглядов, чего вроде как не подумаешь, учитывая, где именно он служил и когда жил. Его можно назвать на современный манер «экстрасенсом», он общался с шаманами и сам умел усмирять боль наложением рук. Сохранился документ, письмо одного клирика в Высочайшую комиссию при Патриархе, в котором автор сомневается в происхождении этих способностей, от Бога ли они или от дьявола. В письме или, если называть вещи своим языком, в кляузе открытым текстом говорилось, что вместо того, чтобы крестить язычников и проповедовать слово Божие, Устюжанинов перенимает у них дурные привычки и участвует в неподобающих обрядах. Собственно, ссылка семьи Устюжаниновых на край света, на Камчатку, стала итогом тех интриг.
- Вот, значит, как, - молвил Соловьев. – Иван Загоскин – не самый простой человек, получается.
- Вот и я думаю, что наследственность имеет значение! - подхватил Геннадий. – Профессор-востоковед наверняка унаследовал от предков некий дар или, по крайней мере, умел оказываться в нужном месте в нужное время. И доступ к артефакту на Мадагаскаре получил неспроста. Это, считаю, важно учитывать.
- Гена, вы молодец, что это раскопали. Но вы сказали «во-первых». А что во-вторых?
- Отец у профессора тоже был ого-го. Независимо от вашего запроса я уже выходил на него, но тогда, осенью, я еще не знал, что военный разведчик Петр Загоскин – ближайший родственник нашего уфимского лингвиста. Как-то данный момент от меня ускользнул. Полагал, они однофамильцы. Мне Вещий Лис о нем говорил.
- А чем вас заинтересовал Петр Загоскин?
- Участием в кругосветном походе ледокола «Анастас Микоян». Ледокол в 1942 году заходил в порт Монтевидео, где проживал владелец фальшивого «русского зеркала».
- Это когда вы летали в Южную Америку?
- Да. Неудачно слетал. Но теперь, установив прямое родство, думаю, что я кое-что упустил… Ведь кроме Монтевидео «Микоян» мог высадить Загоскина и на Мадагаскаре, мимо которого следовал в Кейптаун по Мозамбикскому проливу. Я почти уверен, что зеркало оказалось у него и что Мадагаскар вновь всплывает в расследовании не случайно. Все крутится вокруг этого острова! Я даже склонен пересмотреть собственные выводы и более внимательно изучить те байки путешественника Курицына, что тот оставил про Мадагаскарские руины. Я, помнится, назвал его книжку спекулицией и сказкой, но вдруг опять поспешил? Вдруг заброшенный храм в горах и впрямь существует, и все они стремились именно туда?