«Тектонические сдвиги неизбежны, - с замиранием сердца подумал Соловьев, - и произойдут они очень скоро. Может, и через час, а может уже происходят. К худу они или к добру?» Но тут ему оставалось лишь уповать на надежду.
…Милка проснулась, когда оперативник уже уходил. При появлении мужчин, она села, натягивая до горла одеяло. При свете настольной лампы с загнутой к полу лампочкой, Вик не мог ручаться, что с ней все в порядке, но тот факт, что она не только пришла в себя, но и довольно активно двигалась, внушал некоторый оптимизм.
- Добрый вечер? – хрипло спросила она.
Именно спросила, словно сомневалась в том, что он добрый. Да Вик и сам бы за это не поручился. Он подошел к столу, наполнил стакан чистой водой из бутылки и подал Миле. Та благодарно кивнула и припала губами к воде. Волосы ее были влажными, а глаза блестели – в них отражался свет лампы, горящей на кухне.
- Людмила Ильинична! Как замечательно, что вы пришли в себя! – оперативник замахал Соловьеву, мол, бросай все и тащи бумаги на подпись. – Как вы себя чувствуете?
- Не знаю. Кажется, неплохо, - ответила Мила, отставляя пустой стакан на подоконник.
Вик сходил за документами, а потом молча слушал, как Салимов пытается быть любезным и в то же время стоить из себя официально уполномоченное лицо.
Полицейский подоткнул за спиной больной подушку, подложил ей на колени свой портфельчик, чтобы удобнее было писать и тыкал пальцем в нужные графы. Мила делала все, что от нее требовали, даже ответила на пару вопросов про аварию, заданные словно бы мимоходом. При этом она беспомощно поглядывала на Соловьева. Ей было неловко и страшно, словно она могла брякнуть что-то не то, а он бы не одобрил.
С одной стороны Вику это было неприятно, он не хотел быть грозным цербером в ее глазах. Но с другой, ее осторожность свидетельствовала о полной вменяемости, что не могло не радовать. Прежде, чем что-то сказать, она обдумывала слова. Это было отличной новостью, потому что Соловьев устал видеть бессмысленное выражение на ее лице. Ему даже казалось, что, выныривая ненадолго из бреда, Мила его не узнавала.
Вик смотрел на девушку, радуясь ее возвращению из-за роковой черты. Мила же, убедившись, что он ее не осуждает, немного расслабилась, хотя расспросы оперативника по-прежнему были ей в тягость.
Решив, что она еще слишком слаба, чтобы надолго оставаться во власти полицейского, Вик осадил его:
- Моей подопечной не стоит долго перенапрягаться, достаточно того, что она уже рассказала.
- Но я только начал! - возмутился Салимов. – Дайте же и мне поработать, я же не балду с ней гоняю. Людмила Ильинична выглядит вполне оправившейся от болезни. Ведь правда? Людмила Ильинична, подтвердите же, что я вам не мешаю!
- Вы ей мешаете, капитан. Она очнулась пять минут назад, и ей необходимо выпить лекарства и совершить прочие процедуры, так что не наглейте. Забирайте учетную карточку и проваливайте. Вы вообще видели, который час?
Время и правда подходило к полуночи, и Салимову пришлось ретироваться.
8.4
8.4
Проводив Салимова взглядом, Мила повернулась к Соловьеву и выразила желание немного поесть. Вик отправился греть куриный бульон.
До стола девушка дошла самостоятельно. Как до этого и до сеней, где Вик оборудовал временный туалет. Она вспомнила про ведро сама – значит, не так уж бессмысленно проводила минуты бодрствования, что-то в голове отложилось.
- Это ты сам готовил или опять соседка Рузалия Ивановна? – спросила Мила, с аппетитом принимаясь за ароматный бульон с зеленым луком.
- Что ж я, по-твоему, совсем безрукий? – шутливо возмутился Вик.
Мила смутилась:
- Прости, я не подумала. Очень вкусно! Я бы даже вторую порцию съела.
- Больная пошла на поправку? Весьма рад.
- Долго я болела?
- Три дня. И этого, на мой взгляд, вполне достаточно. Я соскучился по нашим разговорам. Не бросай меня больше так надолго.
Мила наконец поняла по его тону, что он пытается ее растормошить, и несмело улыбнулась.
- Мне сделали новый паспорт, - зачем-то сообщила она, хотя он при этом присутствовал. – Старый совсем испортился, да?
- Вроде того.
- А где они взяли мою фотографию?
- Если надо, наши доблестные органы все из-под земли достанут. В век интернета нет ничего невозможного.
- В паспорте есть ошибка. Я не сказала этому человеку, потому что не знала, должна ли ему сообщать или нет… Лучше тебе скажу.
- Что за ошибка? – насторожился Вик. Никаких опечаток он не заметил, но просматривал документ слишком небрежно.
- Мне казалось, что я замужем… а штампа нет. Почему?
- Не знаю, - честно ответил Вик, соображая, что и впрямь указанная графа была девственно пуста. Он просто не заострил внимания, отвлекся на слова Салимова. – Могу уточнить завтра.
- Да, уточни, пожалуйста. Я знаю, что с осужденными преступниками разводят без проблем, но я ведь не подавала заявления.
- А ты бы хотела развестись?
- Да, - Мила положила ложку рядом с полупустой тарелкой. Вторую порцию она все-таки не осилила. – Но я хочу это сделать наверняка, по правилам, а не потому, что паспортистка что-то напутала, понимаешь?
- Я уточню, - повторил он. – И узнаю насчет заявления.
- Спасибо. Ты настоящий друг.
- А я с самого начала знал, что мы подружимся, - подмигнул он ей, возвращаясь к необременительной манере поддерживать беседу.
Про себя он отметил, что Мила ведет себя не так, как он ожидал. Он предполагал, что, очнувшись, девушка забросает его вопросами, будет предъявлять какие-нибудь требования, а он – отбиваться и успокаивать, но она держалась скромно и ровно, даже фразы произносила так, будто несла полное ведро воды, ступая по хрупким мосточкам. Сознавала: один неверный шаг – и все расплескается, а то и мост под тяжестью рухнет.
Возможно, Мила гнала от себя плохие воспоминания, инстинктивно защищая душевный покой, и если так, то Вик не имел права устраивать вторичную экзекуцию. Не сейчас. Они поговорят о важном, когда девушка будет готова. Сегодня же – только приятные темы, шутки и комплименты.
Вик улыбнулся ей:
- Я очень рад, что тебе полегчало, но как врач настаиваю на постельном режиме. Пожалуй, тебе стоит вернуться в кровать.
- Хорошо, - благоразумно откликнулась Мила.
Встав, она пошатнулась, и Соловьев поддержал ее, помогая идти, все-таки силы ее полностью не восстановились. Оказавшись в постели, Мила сжала его руку, призывая задержаться.
- Я слышала, как вы с полицейским говорили о черных сапфирах.
- Подслушивала? – по-доброму усмехнулся Вик.
- Мне вообще с этим везет, - уголки ее губ дрогнули и чуть опустились, реагируя на неприятные воспоминания. – Вот и накануне побега из Москвы я тоже подслушала один разговор. Он велся между мужем и его помощником. Они собирались убить какого-то коллекционера антикварных редкостей из-за черного сапфира.
- Вот как, - Соловьев посерьезнел.
- Они искали особенный камень, оправленный в особую вещь. Не кольцо, я думаю, хотя не уверена… Они говорили именно «вещь». И немного сомневались, что нужный им сапфир хранится в коллекции этого человека. Сомневались – и все же планировали лишить его жизни, потому что о поисках «вещи» никто не должен был догадаться. Возможно, это простое совпадение, и тот черный сапфир не имеет отношения к вашему расследованию. Но если хочешь, я постараюсь припомнить слово в слово, что слышала тогда на балконе.
- Мы все обсудим завтра, а сейчас… - Вик протянул ей градусник. – Померяй температуру, пожалуйста.
Мила подарила ему долгий, немного странный взгляд, который он, при всей проницательности, не смог расшифровать.
- У меня нет температуры.
Соловьев коснулся ее лба. Скорей всего, так и было, но он желал убедиться.
- Чисто для моего спокойствия.