- Разве так важно, 37 у меня или 36 и 9? – Мила снова подарила ему этот странный взгляд, и тут до Соловьева дошло, отчего она хмурится и страдает.
- Ты отныне самое важное, что у меня есть, - сказал он и, присев на край кровати, невесомо, чтобы не потревожить желтушный синяк, провел по ее щеке. – И самое дорогое.
Мила смотрела ему в глаза и была как на ладони со всеми своими недоумениями, сомнениями, надеждами и желаниями. И чтобы она больше ничего не боялась, Вик склонился и поцеловал ее. Все так же невесомо. Но даже невесомого поцелуя хватило, чтобы вернуть ей свет. Девушка просияла и словно осенила его своей благодатью.
- Значит, мне это не приснилось, - прошептала она.
А вот он не знал наверняка, спит он сейчас или нет, ведь сны порой бывают обманчивыми.
- У тебя впереди вечность, чтобы в этом убедиться, - дипломатично произнес он и заправил прядь ее черных, едва заметно вьющихся волос за ухо, коснувшись пальцами нежной шеи.
Мила подалась к нему, но ей не стоило переутомляться, и потому он поспешно встал:
- Отдыхай.
- Я совсем не устала и не хочу спать, - соврала она и вдруг зевнула, испуганно прикрывая рот ладошкой.
Вик тихо рассмеялся:
- Твой организм считает иначе.
- Это все бульон. После сытного обеда требуется переварить его в полной неподвижности.
- И это правильно. Между прочим, уже час ночи.
- Да? Извини, я не подозревала, что уже так поздно. Мои внутренние часы сбились. Ты, конечно, устал, а я отвлекаю тебя своими глупостями.
- Все, что ты говоришь, для меня интересно и важно, но признаюсь, что я бы не возражал занять горизонтальное положение, я не железный, - и Вик снова подмигнул ей.
- Все, я молчу! Я и без того выселила тебя на скрипучую раскладушку.
- Прости, что скрипучая, другой нет.
- Это ты меня прости, свалилась на твою голову.
- Хорошо, что ты на нее свалилась.
Соловьев помыл посуду, постелил себе в противоположном углу и выключил свет. Какое-то время они провели в тишине и темноте. Он прислушивался к ее дыханию, но Милка не спала. И, возможно, прислушивалась к нему в ответ.
- Вик… - позвала она едва слышно.
- Что?
- В твоем доме есть фонарик?
- Хочешь выйти в сени?
- Нет.
- Тогда зачем?
- Можно я немного почитаю? Не могу заснуть. Прежде я всегда читала перед сном.
- Фонарик есть, но читать при его тусклом свете вредно для глаз.
- Я совсем немножко почитаю. Десять минуточек.
- К сожалению, у меня нет приличных книг, подходящих для выздоравливающих пациентов.
- А неприличные есть? – Милка хихикнула.
- И неприличных тоже, - он улыбнулся в темноту.
- А книга Загоскина?
Вик прочел ее и, откровенно говоря, не нашел в ней ничего будоражащего воображения. Местами она была написана весьма занудно. Возможно, это то самое, что поможет погрузить девушку в сон.
- Ладно, сейчас найду ее, - он встал, заставив пружины раскладушки отчаянно взвизгнуть.
Книга лежала по-прежнему в сейфе-чемодане под картошкой. Он наощупь откопал его, набрал код и достал путевые заметки Загоскина. Прежде чем закрыть сейф, Вик убедился, что шкатулка на месте и внутри ничего лишнего не появилось. Жаль, конечно, что не появилось.
- Спасибо, - поблагодарила Мила, хватая книгу, словно долгожданный приз.
Он посоветовал не засиживаться до утра.
- И пользуйся настольной лампой! - он перенес лампу на подоконник и включил, поправив абажур.
- Ты замечательный! – искренне воскликнула Мила.
Вик скорчил ей рожицу:
- Сомневаюсь. Ни один нормальный врач не разрешит пациенту нарушать режим.
- Нормальный, может, и не разрешит, а самый лучший – да!
Он слегка взлохматил ей волосы на макушке:
- Спокойной ночи, Мила!
Перед тем, как вернуться на свое шумное узкое ложе, он бросил взгляд в окно. Здание пансионата, освещенное пятнами фонарей, было огромно и мрачно. Ни одно окно в нем не светилось.
Вик чувствовал в окружающей действительности разлитое напряжение. Как бывает перед грозой, когда лес, птицы, насекомые, ветер – абсолютно все стихает, прислушиваясь к отголоскам надвигающегося урагана.
«Скорей бы уже», - подумал он.
8.5
8.5
Отрывок из книги Ивана Загоскина «Встреча с вечностью на двенадцати холмах Имерины»
«Я читал рукопись Ивана Устюжанинова маленькими порциями, смакуя информацию подобно выдержанному армянскому коньяку. Благодаря этой сурабе, подаренной старым торговцем, я вернулся к своим истокам. Мне стало понятно, почему в моем роду мужчинам было запрещено брать в руки оружие. Почему мой отец потерпел сокрушительное поражение на Мадагаскаре в 1942 году и поплатился за это двумя годами жизни и свободы. Почему, наконец, Судьба-Винтана привела меня в сокровищницу Циазомбазаха в горах Анкаратры. Круг замкнулся. Я был всего лишь последним звеном длинной цепочки, которому было завещано подвести этот мир к его очередному рубежу.
Ваня Устюжанинов унаследовал от своих предков по мужской линии дар: он умел ладить с людьми. Как и мне, ему с легкостью давались иностранные языки. Мы с ним вообще оказались во многом похожи. Сбежав с графом Беневским с Камчатки и отправившись навстречу приключениям, молодой человек с жадностью постигал окружающий мир, и особенно он уделял внимание обычаям и культурам незнакомых дотоле народов.
Первая долгая остановка в пути у беглецов случилась в Макао. Ваня подробно описывал город и нравы, царившие на его почти европейских улочках. На полях рукописи он составлял словарик разговорных слов, записывая своим аккуратным округлым почерком их перевод на русский. Зарисовки из жизни были весьма точны, и я, только что сам прибывший из Макао, узнавал типичные образы жителей приграничья и достопримечательности, часть которых (например, дом губернатора) сохранилась до наших дней.
Макао – это португальское владение на землях Китая. Говорят, что человек стал селиться на этом месте более шести тысяч лет назад, но до 16 века ничего крупнее рыбацкой деревушки не построил. Все изменилось, когда сюда попали португальские мореходы. Началась торговля, Европа жадно встречала корабли, нагруженные экзотическими товарами. Однако недоверие к иностранцам у правителей Поднебесной сохранялось. Белолицым купцам разрешали вставать на якорь в гавани, но на берег – ни шагу. Нахалов, нарушавших запрет, немедленно казнили. Такое положение продолжалось до тех пор, пока португальцы не решили одну из главных проблем китайских властей – прогнали пиратов. Отношения потеплели, и Китай разрешил европейцам строить склады на берегу для просушки товаров, намокших во время плавания. Постепенно деревянные склады окружили каменные дома, а в 1557 году Португалия договорилась с Китаем об аренде территории, за которую платила ежегодно 20-ю килограммами серебра. В 18 веке Макао стал вратами в Китай для Европы. Здесь звучали все языки мира и собирались проходимцы всех мастей.
Беневский не знал ни китайского, ни португальского и вел дискуссии на французском и латинском. Больше на латинском, которым владели все образованные люди того времени. Граф претендовал на знакомство именно с аристократией, но интересы высокопоставленной публики в те времена мало отличались от господствующих интересов толпы. Макао уже тогда гремел на весь мир игорными заведениями различного пошиба. Тамошние казино ныне гордятся многовековой историей, но выросли они из портовых салонов, куда не брезговали заглядывать ни купцы, ни матросы, ни более благочестивая публика. Игра шла и в аристократических домах на специальных вечеринках, куда допускались состоятельные клиенты.
Вышло так, что в Макао авантюрист Беневский проиграл губернатору в карты свой галеон.
Пикантность ситуации была в том, что галеон «Святой Петр» формально ему не принадлежал. Беневский, как и его спутники, просто плыл на нем, а владельцем корабля был наймодатель китобоев. Граф превратил галеон в ставку в карточной игре и продулся в пух и прах. Пришлось отдавать корабль вместе со всем такелажем и вооружением. Сделал он это без ведома своих товарищей, и они были неприятно удивлены, когда утром на борт явились солдаты и принялись выгонять их на берег. Рассерженным людям было некуда идти, и они потребовали объяснений у Беневского.