Он улыбнулся ей, но Мила шутливый тон не поддержала.
- А меня смущает, что профессор тоже по-своему прав. Юнгдрунг Бон и левосторонняя свастика привлекли фашистов не на пустом месте. Ритуальная возвышенная смерть нашла отражения во многих обрядах и легендах. Стоит ли полагаться на подобные методы? История знает примеры, когда орудие борьбы со злом само становилось злом.
То, как она об этом сообщала, не понравилось Виктору до такой степени, что он ощутил тошноту. Он бросил возиться с печкой и приблизился к ней, беря за поникшие плечи:
- Смерть не бывает возвышенной, Мила. Это раз. И два: Загоскин говорил кое-что еще. О дисциплине ума, например. Его сын утверждает, что они разработали очищенный от религиозных наслоений тренинг, и пока мы с ним предметно не ознакомились, отчаиваться рано. Я уверен, что можно пройти по острой грани и не свалиться.
- А если я все-таки свалюсь? Если в итоге тренировок зло во мне только закрепится, а не наоборот?
- Мила, не нагнетай, пожалуйста. Надо послушать, что предлагает Миша, а потом уж решать. Как правило, сомнительные результаты получаются, когда человек занимается без учителя. Но автор методики обещал тебе проследить за успехами лично.
- Ты сказал, мы завтра уезжаем. Как он будет следить – по телефону?
- Он поедет с нами. Думаю, Миша и отца уговорит поехать. Профессору тоже очень хочется попасть в Межгорье.
- Но он тебя практически выгнал! Если б хотел в Межгорье, то вел бы себя иначе.
- Совсем необязательно. Его раздирают противоречивые эмоции, но любопытство перевесит.
- Ты забываешь, что Иван Петрович болен и плохо себя чувствует.
- Сегодня с ним не случилось ничего критического. Его основная болезнь - это старость, однако это не означает, что человека следует запереть в четырех стенах. Путь до Межгорья ему по силам, если при этом профессор не станет слишком уж напрягаться и переживать.
- Зачем ему в Межгорье?
Вик вздохнул:
- Эти люди, Мила, не простые обыватели, а посвящённые достаточно высокого уровня. Не смотри, что держат они себя с нами как наивные простачки – это всего лишь выбранная ими стратегия, а не подлинная суть. Иван Петрович жаждет увидеть Черное солнце, а Миша проявляет интерес к тебе. Если ты поедешь в Межгорье, то он тоже помчится туда на всех парах.
- Глупости! - Мила высвободилась и отошла к окну. - Между мной и этим американским нейробиологом ничего нет и быть не может!
- Так я не в том смысле. Миша желает видеть тебя своей подопытной мышкой, но если не позволять ему лишнего, то из его желания можно извлечь и пользу.
- У меня не получится, - глухо сказала Милка. – Я последний час только про это и думаю. Те, кто с детства занимался восточными единоборствами, имеют хороший шанс, потому что учились контролировать себя, а я... Я существо ужасно бестолковое в этом плане.
Вик вновь шагнул к ней, предпринимая вторую попытку достучаться:
- У тебя получится. Если что, я тоже знаю несколько простеньких приемов самоконтроля, с которыми справится и ребенок.
- Я боюсь… - она избегала смотреть ему в глаза. – Боюсь, что это так не работает. Мне кажется, что Дима... мой муж убил меня из тех же побуждений - чтобы никто вокруг не пострадал. Он что-то знал, и... - Мила всхлипнула, но, сжав кулаки, гордо вздёрнула подбородок, уставившись невидящим взглядом в окно: - Вик! Обещай мне, если что-нибудь заметишь, что-то ужасное во мне... что я начинаю выходить из берегов... ты меня нейтрализуешь. По-настоящему. Насовсем.
- Что? – спросил он недоверчиво.
- Да, ты должен будешь это сделать, чтобы я нечаянно никого не убила. Ты должен будешь сам меня… как-нибудь быстро и, если можно, безболезненно… Мне больше некого об этом попросить. Обещай!
Вик схватил ее и так резко развернул к себе лицом, что девушка, не ожидавшая ничего подобного, ойкнула. Она взглянула на него испуганными глазами, словно решила, что он уже начинает исполнять ее безумную просьбу.
Однако Вик и сам испугался яростной бури, поднявшейся в его душе. Он едва не задохнулся от слепой ненависти к незнакомому Дмитрию, заставившего Милу свыкнуться с ролью вечной жертвы. Его ожгли отчаяние из-за ее пораженческого настроения и негодование, что она поставила его на одну доску с этим убийцей. Взять себя под контроль удалось только невероятным усилием воли.
Дрогнувшими руками Вик прижал к себе ее напряженное, как струна, тело и шепнул, осторожно, чтобы не напугать еще больше:
- Не смей! Слышишь? Не смей даже думать о чем-то подобном! Мы найдем способ вытащить тебя из этого дурацкого положения. Никаких жертв не будет. Ни жертв, ни убийств – вот что я тебе обещаю!
- Как можно обещать то, чего не сможешь выполнить? Ведь это все из-за меня, я кругом виновата! Думаешь, мне просто было об этом тебя просить?!
- Мила, не смей сдаваться! Ничего еще не потеряно, мы обязательно придумаем, как тебе помочь.
- Ты просто не понимаешь! - она нервно сглотнула и отвернулась. – Та авария… я никогда не забуду, как кричала похитителям, чтоб они сдохли. Я ненавидела их! Я реально накликала на их голову смерть. Это сильнее меня. Я не смогу…
- Ты сможешь! - жестко произнес Вик и отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза. – И если твой муж действительно что-то знал, то он поступил как слабак и трус, если не сказать хлеще. Я никогда не повторю то, что он сделал. Ты будешь жить и жить без страха. Да я лучше сам умру!
Мила всхлипнула, уткнулась ему носом в грудь и невнятно пробормотала:
- Какое тебе до меня дело? Твоя смерть бесполезна. Ты должен уйти от меня как можно дальше! - При этом она нелогично обхватила его за талию и, сцепив руки, никуда не отпускала. - Не заставляй меня становиться причиной твоей гибели, я этого все равно не переживу!
Вик погладил ее по спине и плечам и ответил:
- Раньше времени, которое мне суждено, я погибать не собираюсь. И если ты действительно доверяешь мне, то доверяй во всем.
- Прости, прости меня! - она вцепилась в него еще крепче. - Я не хотела тебя обидеть! Но кого еще просить?!
Он, как сумел, выпутался из ее панической хватки, нагнулся и поцеловал ее залитое слезами лицо. Коснулся соленых губ, дрожащего подбородка... Судорожно вдохнув, она снова схватилась за него, как утопающая за соломинку. В ее настоящем было слишком много страха и боли, и убрать их можно было одним способом – подарить ей четкое представление о том, что будет. И что будет непременно хорошо. Вик знал, что нужно сделать.
Он продолжил ее целовать, и Мила стала отвечать ему – пылко, взахлеб. Конечно, она совсем не хотела умирать, мечтала о другом, и он дарил ей надежду, делился с ней нежностью. Под его умелыми руками с Милы спадали оковы, которые она через силу навесила на себя сама. Она уже спешила жить, поверив, что завтра для нее наступит. Она жаждала творить это завтра прямо сейчас. Вик был частью ее будущего, ее судьбы – вот о чем она думала, если думала в эти минуты вообще.
Вик тоже отбросил посторонние мысли, отдаваясь вихрю, уносящего его вдаль. Их уносило вместе. В самый космос, в невесомость, на страстных крыльях солнечного ветра, где рождались сверхновые. Они сами стали звездами, пылающими друг для друга.
Подхватив на руки, Вик отнес ее на кровать. Пока он раздевался, Мила смотрела на него, не отрываясь. Ее личико раскраснелось, губы припухли, глаза сияли, а из взгляда ушли извечные неуверенность и страх. Вик был рад перемене. И рад тому, что причиной перемены стал он сам.
- А как же печка? - смешно спохватилась Мила, вдруг натягивая на себя край сорванного в пылу платья, чтобы прикрыть грудь. - Там же дрова прогорят...
- Потом, - сказал Вик, - все потом! Я не дам тебе замерзнуть.
Рано или поздно то, что происходило между ними, все равно бы случилось. «Мне на роду написано любить чужих жен», - подумал он, отнимая платье и заталкивая его куда-то за подушку. Но целуя сладкие Милкины уста, он совершенно точно знал, что Мила будет последней. Его марафон закончен. Он больше не будет гоняться за журавлями в небе, тем более, что синичка в руках вдруг обернулась сказочной жар-птицей. Ему очень нравилось, как светло она ему улыбалась.