Вскоре пришла медсестра с антибиотиками для ее раны, и нас с Максимусом попросили уйти.
— Это было странно, — прошептал он мне, пока мы шли по коридорам больницы в поисках Розы и Перри.
— Что? Атака зомби при свете дня на парковке?
— Это, — медленно сказал он, — и Перри.
— А что она?
Он взмахнул руками.
— Не знаю. Она сорвалась из-за пустяка.
Пустяк ли это? И разве не этого он хотел?
— Я разберусь с ней, — сказал я ему.
Возле грузовика нас ждала ледяная атмосфера. Роза была краткой со мной, Перри даже не смотрела в мою сторону. Хуже того, Максимус настоял, чтобы мы остановились в закусочной, о которой он вспомнил, в старом здании на сваях. Вид был ужасно романтичным, мы сели во внутреннем дворике с видом на заводь, ветерок был теплым и влажным, лодки с рыбаками плавали вдали. Мы если из красных пластиковых тарелок крабов и раков, завернутых в жирную бумагу, пили пиво и сладкий чай. В этот миг ощущалась Луизиана, а я не мог насладиться им. Я старался не думать об Амброзии, переключиться на Перри, но не хотел этого. Думать об Амброзии было просто, даже желанно, а мысли о Перри вызывали боль внутри. От этого кружилась голова, все сдавливало, легкие застывали, желудок улетал вниз. Я разваливался на куски, глядя на нее, думая о ней. Она была мечтой, что могла стать кошмаром, настоящим, которое вот-вот отберут.
Я справлялся единственным известным мне способом — напивался до ступора, надеясь притупить боль, вопросы и ответы. Когда мы оказались у гостиницы, я шел по улице, искал еще выпивки, еще спасения от боли. Я не хотел идти в нашу комнату, разбираться с ней, со всем. Но я должен был.
Я был в комнате всего пять секунд, когда Перри ворвалась, заперла дверь и толкнула ладонями меня в грудь.
— Да что с тобой такое? — закричала она, глаза пылали, в голосе звенел гнев.
Я позволил ей толкнуть меня. Не отбивался. Я смотрел на пол и собирался с силами, зная, что нужно сделать. Если нам с Перри нельзя быть вместе, если это навредит ей или убьет ее, я не мог так поступить с нами. Я не мог любить ее и быть с ней такой ценой.
Я умирал изнутри, и она не знала. Я не мог показать ей. Наш мир так быстро менялся.
Я не замечал ее гнев, сел на кровать и сбросил обувь. Она встала перед моим лицом.
— Ты меня игнорируешь? Что я сделала?
— Остынь, — я мрачно посмотрел на нее. — Ты уже выставила себя дурой.
Она охнула. Ее лицо исказилось, словно я ударил ее по щеке. Я хотел плакать.
— Придурок! Ты… да как ты посмел! Ты заигрывал с ней у меня на глазах. Ты хоть думал, как я себя чувствую?
Я пожал плечами, выдавливая спокойствие.
— Не знаю. Ты срываешься из-за всего. Откуда мне знать, что тебе не нравится?
Она толкнула меня снова, и я обхватил пальцами ее запястья.
— Хватит бить меня, словно безумная, — сказал я.
Она рассыпалась на кусочки.
— Что с тобой произошло, Декс? Вчера все было хорошо. Что случилось? Что изменилось?
— Ты изменилась, — я пошел в наступление. — Тебе нужно разобраться со своими проблемами.
Еще один невидимый удар. Она чуть не согнулась. Я знал, где было больно, потому что ощущал это сам.
— Проблемами?
— Малыш, у нас их полно.
— Не называй меня так, — ее голос был холодным и резким, как сталь.
— Как? Малыш? Перри, я могу назвать тебя кучей имен, но тебе они тоже не понравятся.
Ее глаза вспыхнули, она склонилась к моему лицу.
— Я не ребенок, а твоя девушка. И я пытаюсь достучаться до тебя.
— Ты просто ребенок! — заорал я, удивленный тому, как завелся. Я хотел оттолкнуть ее немного, чтобы у меня было место и время все обдумать. Но теперь все закипало, все то, что я держал в себе. Меня нельзя было остановить.
Я вскочил с кровати и начал искать в карманах сигареты. Я вытащил их, мешочек дрожал в моих руках. Перри подошла и выбила их из моей хватки. Они рассыпались по полу.
— Ты считаешь меня ребенком? — завопила она.
— Тебе двадцать три.
— И что? — выпалила она. — Мне было двадцать два, когда мы встретились. Ты это знал. Что изменилось?
— Ты не готова к этому со мной.
— К чему? К тебе, нагло флиртующему с женщинами у меня на глазах? К тебе, срывающему за миг, игнорирующему меня и рвущему отношения, что еще не начались?
Злость захватывала меня, гнев опалял вены. Я развернулся и закричал на нее:
— Ты даже не сказала, что любишь меня! И не смей говорить, что я срываюсь просто так, потому что я был открыт с самого начала. Это ты закрывалась. Это ты заставляла меня истекать кровью перед тобой!
Она сжала губы, ее лицо побелело. Она отошла от меня, повернулась к стене, опустив голову. Я тяжело дышал, жалея, что ударил так глубоко, жалея, что не могу обнять ее и заставить все это забыться. Но это не защитит от боли. От будущего, что разрушится. Другого выбора у нас не было.
— Мне нужно время, — прошептала она, запинаясь.
Я сглотнул с болью, пытаясь сдержать слезы. Я глубоко вдохнул, тряхнул руками, надеясь, что так отгоню и чувства.
Я выдавил фальшивую улыбку и сказал:
— Что ж, у тебя еще много времени, детка.
Все ее тело дрожало от моих слов, словно они были ножами, что я вонзал в нее. Я понял, что задержал дыхание, легкие просили воздуха.
Она медленно повернула голову ко мне. Она выглядела ужасно опустошенной. Ужасно раненой. Я не хотел так поступать с ней. Я был близок к тому, чтобы потерять ее, был близок к тому, чтобы удержать ее.
— Ладно, — прохрипела она. — Понятно. Я найду себе другую комнату здесь.
— Хорошая идея, — сказал я. Слова сами вылетели. Я жалел из-за этого.
Она прошла к двери, пытаясь держать голову высоко, чтобы не развалиться. Она пыталась быть сильной, быть гордой, знать, что происходит, и что она сделает дальше.
Она замерла у двери, и я верил, что она останется, и я все ей расскажу, обременю своим грузом, чтобы не делать так с нами, чтобы не терзать до крови.
«Ты снова облажалась, — сказала себе Перри, ее мысли было четко слышно. — У тебя был единственный человек, которого ты хотела, и ты все испортила снова, потому что не можешь позволить себе быть счастливой. Декс тебя больше не примет, и ты не узнаешь, что такое — любить его, пока он любит тебя».
Ее презрение к себе ранило меня до костей. Она смотрела на меня пару мгновений, может, надеясь, что выскажет то, о чем думала, может, надеясь, что я что-нибудь скажу. Два упрямца цеплялись за то, что считали правильным. Она считала, что не заслуживала меня. Я думал, что она не заслуживала страдать.
Я делаю так, потому что люблю тебя. Я думал, надеясь, что она как-то услышит меня.
Но она прошла к двери и закрыла ее за собой. Я рухнул на пол, разрушившись после того, как она ушла.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Я проснулся посреди ночи, будто Перри снова трясла меня, шепча мое имя. Но когда я пришел в себя и сел, я понял, что один. Перри забрала вещи и переехала на первый этаж. У меня больше не было ее. У меня никого не было.
Я посмотрел на часы в комнате. Три часа ночи. Я не был удивлен. В комнате было темно, даже свет с улицы не проникал из-за штор, мертвым грузом висящих у двери. Вся мебель в комнате казалась черными монстрами, ждущими моего движения, моего голоса.
Дверь в ванную медленно открылась. Я услышал, как движется внутри шторка душа, гремя металлическими кольцами.
Я сел прямее и снова посмотрел на часы. 3:01. Время шло. Я ущипнул руку, проверяя, будет ли больно, сон это или нет. Было больно. Сердце болело еще сильнее. Я вспомнил нашу с Перри ссору. Я сделал то, чего не ожидал — намеренно причинил ей боль. Не важно, было это ради ее блага или моего блага, ничего хорошего в этом не было. Боль была за гранью, грозила утянуть меня на дно. Я оттолкнул ее и продолжу толкать, пока не пойму, что она спасена, что у нее будет будущее, которое она заслужила, а не то, что я не мог дать ей.