Быстрая атака на четвереньках и полуползком – и вот мы уже на вершине. А там никого. Только разбросаны бинты, камни залиты кровью, патроны, пустые упаковки лекарств, стреляные гильзы. Никого! Ушли! Сквозь пелену дождя, в мутном мареве проглядываются смутные силуэты и слышен топот ног убегающих врагов.
«Духи» бегут! Очередь вслед, еще очередь, еще очередь, еще, еще, еще… наугад в темноту.
– Гады! Сволочи!!! – громко ору, в бессильной ярости, что есть сил.
Я выхватил пулемет у Зибоева и с криком «а-а-а» расстрелял половину ленты вниз в сумеречное ущелье. Потом выпустил ракету в воздух, чтоб свои или вертолетчики случайно, по ошибке, не накрыли нас огнем.
Вертолет уже приземлился на площадке, солдаты быстро грузили в него раненых. Сержант Карабод и второй выживший солдат бросились обратно к командиру, осторожно положили его на плащ-палатку и с помощью наших бойцов быстро понесли к вертушке.
Эх, не успели! Солдаты не успели пробежать и полпути к площадке, а вертолет уже взлетел и, раскачиваясь, умчался, прорезая надвигающиеся на горные хребты черные тучи. Быстро смеркалось.
Вдруг кто-то из ущелья громко закричал:
– Нэ стреляйте, я свой.
– Ты кто? Ползи сюда! – подозвал ротный.
На наш отзыв выполз грязный, в оборванном обмундировании какой-то солдат.
– Кто такой? Что это за свой выискался?
– Я из восемьдесят первого. Меня ранило! Товарищи командиры! Гогия моя фамилия!
– Степан! – окликнул Кавун санинструктора. – Осмотри и перевяжи грузинского героя!
Мы присели возле охающего бойца, который поведал жуткую и невероятную историю. Он и еще один солдат несли раненого товарища по левому склону хребта, по ним ударили из автоматов и гранатомета. Напарника наповал, и раненый получил еще несколько пуль. Упали. Добитый «духами» раненый придавил грузина своим телом.
– Гогия тоже ранило. «Духи» подошли, взяли автоматы, полоснули очередями по лежащим, но все пули принял мертвый солдат, которого мы тащили.
И смех и грех! От страха этот Гогия обоссался, но молчал и почти не дышал. Кто-то пнул его ногой в бок, вырвал из рук автомат, но проверять, жив боец или мертв, душманы в спешке не стали. Тут мы сверху кинули гранаты, начали стрелять, «духи» убежали прочь. Со всех сторон грохот, голову не поднять, да еще придавило мертвым телом.
– От страха я вырубился – сознание на минуту потерял!
– Товарищ капитан! Что-то раны у него я найти не могу. Хотя он весь в крови, но вроде в чужой!
– Смотри хорошо, может, внутреннее кровоизлияние?
– Только царапины. Где болит?
– Нога, пятка болыт! – ответил гортанным голосом раненый.
– Действительно, осколок торчит большой в подошве ботинка. Сейчас сниму с него ботинок и осмотрю. Ого! Осколок ботинок пробил и в пятку попал, но только слегка рассек кожу и кровь уже засохла! Грузин, ты шо орал! И это усе? Чи ни? Это и усе твое ранение?
– Нога болна!
– Нога болна… Сейчас как тресну по башке, чурка! Болна ему!
– Я не чурка, я грузин.
– Вставай на ноги, нечего ползать! – злобно заорал санинструктор.
– Товарищ капитан, да его лишь пару раз поцарапало! Обосрался, гад!
– Сильно воняет? – ухмыльнулся Кавун.
– Та ни, в переносном смысле… Трус он!
– Ну, трус не трус, а повезло, могли и яйца, и уши запросто отрезать.
– Гогия! Бегом к сержанту Карабоду и помогай своим. Иди туда, где убитые лежат!
Степка дал ему затрещину, шок у бойца сразу прошел, и он поспешил на помощь своим товарищам, выносившим тела убитых.
– Степан! И ты ступай, помоги, надо выносить тела к площадке.
Мы вместе с ротным не остались в стороне и тоже взялись помогать. Уже в глубокой темноте удалось поднять обоих мертвых солдат из ущелья, собрали разбросанное имущество, оружие, понаставили растяжек-гранат и вернулись к себе на точку. Всю ночь по очереди, сменяя друг друга, Карабод и три солдата из его взвода стояли над командиром, держа растянутую палатку, защищая голову старшего лейтенанта от хлынувшего ливня.
– Эх! Жаль, не успели принести его к вертолету. И как вы раньше не заметили, что он живой? – сокрушался Кавун.
– Иван, ведь с такой раной, по-моему, ничем не помочь. Что успели бы увезти, что не успели… Один хрен…
– Никифор! Когда получишь пулю в лоб, не дай бог, конечно, и будешь валяться в грязи, тогда посмотрим, как ты запоешь!
– Ворон! Накаркаешь!
– Ты тоже брякнул глупость! Надеяться нужно до последнего. Наш закон – раненых и убитых не бросать! Кстати, у «духов» тоже такое правило. А раненого любого, даже безнадежного, надо спасать, чудеса всякие в жизни бывают!
Итог боя был трагичен и неутешителен: шесть убитых и шесть раненых (оцарапанный Гогия был не в счет).