Я подвинулся ниже, обвил рукой ее талию, давя на ее поясницу, пока ее киска не оказалась на моем лице. А потом склонил вибратор, включил на слабую мощность и прижал к ней, дразня клитор языком.
Перри застыла.
— Что это такое?
Я убрал рот от ее сладости.
— Не переживай. Я взял с нами друга.
— Это же новое? — испуганно спросила она.
Я чуть не рассмеялся.
— Да, новое. Молчи, если не просишь вставить в тебя член. Стоны, впрочем, приветствуются.
Я прижался губами к ее половым губам, гладил ее клитор медленными движениями. Я толкал вибратор глубже в нее, желая, чтобы она сжимала мой член, не обращая внимания на растущее напряжение в яйцах. Все для нее. Чтобы пошатнуть ее мир. Чтобы натереть его. Во всех смыслах.
Вскоре зазвучало так, словно Перри пыталась пройти на вокальный конкурс. Я толкал ее к краю, совал вибратор, пока посасывал ее набухший клитор. Она вопила ужасно громко, ругалась, кричала мое имя, стонала, сжималась от моего рта, дрожала всем телом. Я быстро выскользнул из-под нее, воспользовался моментом и прижал ее к кровати. Пара движений рукой, и я присоединился к ней в нашей вокальной Олимпиаде, извергая горячие потоки на ее спину. Да, черт возьми.
Я рухнул на нее, ощущая мягкость ее попы, и прижал губы к ее уху.
— Как тебе это?
Она скулила в ответ, прижавшись лицом к простыне.
— Думаю, мы были слишком громкими. Жаль, стены такие тонкие, — ровно подметил я.
Она повернула голову на щеку и улыбнулась.
— Поверить не могу, что ты сделал это специально.
— Что? — невинно спросил я.
— Заставил меня кончить с криком.
— Эй, тише, люди пытаются спать, — шикнул я на нее.
Она попыталась выглядеть хмуро, но ее лицо было слишком красным и довольным. Она была в восторге, как и я.
— Ты хотел, чтобы он услышал.
— Не стоило так делать? — прошептал я. — Но я тогда больше не буду доводить тебя до такого оргазма.
Она лениво улыбнулась.
— Не угрожай мне.
— Не притворяйся, что не хотела, чтобы он слышал.
— Долго вы еще будете состязаться?
— Пока я не посчитаю, что победил.
Она посмотрела на меня.
— Декс, тебя никому не одолеть. Серьезно. Забудь.
Я смотрел на нее.
— Перри, я хотел тебя с того момента, как увидел. И я не перестану ласкать тебя и объяснять это всем. Особенно после этой ночи. Ты моя. И только моя. Отныне и навек.
Ее взгляд смягчился, я надеялся, что не из жалости. Я кашлянул и слез с нее, чтобы сгладить тяжесть своих слов.
— Я принесу полотенца для тебя, — быстро сказал я и нырнул в ванную для этого. Я вернулся на кровать, сел рядом и нежно вытирал ее поясницу, пока она не стала чистой. — Готово.
Я бросил полотенца, она перекатилась на спину, открыв грудь, ее волосы разметались вокруг черным шелком. Она не перестанет лишать меня дыхания.
Она забралась под одеяла, и я присоединился к ней, выключив свет, и мы остались в темноте, а ее вкус все еще был на моих губах.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Мы снова проснулись с похмельем. Я проснулся раньше Перри, когда солнце поднялось над рыжими крышами вокруг нас. Алкоголь мешал спать.
Я слез с кровати, быстро оделся, желая сбегать в ближайшее кафе и принести нам чего-нибудь жирного. Напротив продавали яйца Бенедикт со свининой, и я заказал их и две Кровавые Мэри с собой (мне нравился этот город), когда кто-то постучал по моему плечу.
— Максимус, — оскалился я, зная, что это он, не оборачиваясь.
— Привет, Декс, — сказал он сухо.
Я скрестил руки и посмотрел на него.
— Как ты мог сказать, что никогда не слышал об Овощной лазанье, но легко изображаешь Уэйна Найта?
Он ну улыбался.
— Нужно поговорить.
Я схватил Кровавую Мэри и сделал большой пряный глоток. Вкусно.
— Ты меня бросаешь? Нет, погоди, мы тебя разбудили ночью?
— Декс, это нужно прекратить.
Мне дали коробочки с яйцами Бенедикт, на которых уже появилось жирное пятно. Я сделал еще глоток, глядя на лицо Максимуса. Порой изменения человека могли удивить. Мы все старели, но тут я понял, что Максимус был не тем парнем из колледжа. Он всегда был крупным, выше двух метров, и его лицо было загорелым и в веснушках. Но он сиял раньше молодостью, впечатлял. Энергия, яркость. Его глаза сияли, и это звучит уже гомоэротично, но так было.
А теперь я впервые увидел, как он постарел. Я тоже подрос. У меня уже появилось немного седины на висках, морщины вокруг глаз, которых раньше не было, и я уже не так хорошо переносил похмелье, как раньше. Я был близко к состоянию обычного 32-летнего мужчины, хоть это и не радовало.