— «Кровь мертвой лягушки», — сообщила она.
— Поэтично, — сказал я. — Веселиться они вряд ли умеют.
Она склонилась ко мне, ее глаза сверкали.
— О, мистер Форей, что-то подсказывает мне, что вы много знаете о блюзе. Даже в блюзе есть счастливые истории.
— Мистер Форей? — повторил я. — Будто я такой старый?
— Тебе не может быть больше двадцати пяти, — искренне сказала я.
— Потому что я незрелый?
— Да, — она подмигнула мне, перебросила волосы за плечо. — А твоей девушке не больше двадцати одного.
— Ей двадцать три, — объяснил я.
— А тебе?
Я сглотнул.
— Тридцать два.
— Такая разница в возрасте. Я впечатлена.
Я пожал плечами.
— Нужно брать их, пока они юны, пока не поняли, во что ввязались, — я делал вид, что разница в возрасте не тревожила меня порой. Этот слабый страх, что я хотел от нее больше и был готов к большему в жизни, потому что был старше, а она была юна и почти девственна (хотя уже опытнее после прошлой ночи), у нее еще многое было впереди. Я не хотел думать об этом.
Перри вернулась с напитками: местным пивом для всех, мятным джулепом для себя и виски с лимонадом для меня. Я хотел не совсем этого, но тоже неплохо.
Мы стукнулись стаканами над столом и приступили к делу. Максимус объяснял Амброзии о доме с призраками, который мы хотели снять, а Роза предлагала заняться эпидемией зомби. Это Амброзию не воодушевило.
— Роза, — сказала она с ухмылкой, — отправлять туристов в те районы — не лучшая идея.
— Мы будем с ними, — Роза указала на Максимуса. — Мы не туристы.
— Да, но это ничего не меняет, — сказала она. — Я наполовину черная, но и меня могут задержать. Поверь, я хочу понять, в чем там дело, не меньше тебя, но не думаю, что они прибыли сюда ради вуду. Только призраки.
— Вообще-то, — сказала Перри со странным огнем в голубых глазах, пока смотрела на Амброзию, — лично я думаю, что зомби куда интереснее дома с призраками. Я не люблю так говорить о загробной жизни, но это для нас нечто новое.
Если Амброзию удивили слова Перри, она этого не показала. Она нежно улыбнулась ей и сказала:
— Тут вы правы. Сколько я изучаю вуду, а с таким еще не сталкивалась.
Я рассмеялся.
— Да, но ты не можешь быть старше… двадцати восьми?
— Я притворюсь, что это был комплимент. Мне двадцать шесть. Но я — потомок великой Марии Лаво. Может, слышали о ней?
Я сделал глоток напитка.
— Не знаю, я многое слышал. Кто это?
Заговорила Роза:
— Мама Амброзии говорит, что она — дочь сына Марии.
— Не просто говорит, — Амброзия пронзила ее взглядом. — Это доказано. У меня есть анализ ДНК.
— Хотя дети Марии умерли в Париже в юном возрасте от желтой лихорадки, — парировала она.
Амброзия пропустила ее слова и ярко улыбнулась нам.
— Это удивительно, Перри, ты права. Но я думаю, что это не безопасно. Зомби одно, но там реальные люди, и они сильнее угрожают вашей безопасности. Может, мы посмотрим там, когда вы снимете дом.
— Это я и хотел предложить, — сказал Максимус, глядя на нее, чуть прикрыв глаза.
Ага. Предложить. Будто Максимус не приказывал нам, что можно, а что нельзя.
— И где тот дом? — спросил я.
— Да, это как поместье с призраками в Диснейленде? — добавила Перри.
Роза вздохнула и рассказала нам о доме, повторяя то, что мы слышали от Максимуса: усиленная сверхъестественная активность, как во многих частях города после Катрины, и многие уже побывали там, но толком ничего не нашли. В доме только зашкаливало сверхъестественное. Он был построен на стыке веков, использовался много лет как пансион, а потом стал раем для поселенца. А потом буря вызвала потоп, место затопило. Было сложно понять, умер ли кто-то внутри.
— Завтра ночью отправимся снимать, — сказал Максимус.
— Нам не нужно разрешение от города? — спросила Перри.
— Разрешение не нужно, — сухо сказала Роза. — Дикий запад, помнишь? Забытый город.
И группа печально закончила песню, ушла со сцены, и Амброзия ушла к столикам собирать чаевые для них.
Когда она вернулась, играло радио из колонок, и она протянула мне руку.
— Прости, Перри, — сказала она, хотя смотрела на меня, — могу я потанцевать с твоим мужчиной?
Я слышал, как Роза резко вдохнула, был уверен, что Перри отгонит ее, но та подняла голову и улыбнулась Амброзии:
— Я не против, если он не против.
А я не был против танца с Амброзией. Я хотел коснуться ее кожи, ощутить, какая она гладкая. Это было плохо, и я не знал, почему ощущал это. Я не мог это успокоить, в глубине души я был извращенцем. Но мне не стоило так думать, когда рядом со мной шикарная женщина, моя женщина, которую я любил, но я не понимал.