Позже, спустя годы, Марков, всякий раз вспоминая эту историю, так и не мог сам себе ответить на вопрос, почему академик, мировая величина, пошел навстречу ему, мальчишке.
— Дело в том, что я послезавтра уезжаю, и довольно надолго. — сказал Губин по телефону. Помолчал, потом добавил: — Ладно, приезжайте завтра, только не в академию, а ко мне домой, часикам эдак к двум.
— Так завтра же праздник, День Победы, — удивился Аркадий.
— Вот потому что праздник, потому домой и приезжайте. Жена грозилась гуся в духовке запечь.
Когда Аркаша сообщил, что приглашен к праздничному обеду в дом академика Губина, отец недоверчиво хмыкнул, а мама и баба Сима всполошились и стали что-то обсуждать. На следующий день они всучили своему любимцу весьма объемистую сумку, в которой были произведения их кондитерского искусства — печенья, вишневый штрудель, рогалики с маком и даже мамина «коронка» — торт «Наполеон». Аркадий пытался отказаться, но его и слушать никто не стал.
Подарки семьи Марковых пришлись весьма кстати. Нина Сергеевна, жена академика, руками всплеснула от удовольствия, когда увидела содержимое сумки: «Ну, надо же! Какие ваши мама и бабушка кудесницы. А у меня, признаться, с пирогами да пышками ничего не выходит. Проходите к столу, Аркадий, мы больше никого не ждем. Мы с Виктором Ивановичем оба фронтовики и этот праздник привыкли вдвоем отмечать».
Виктор Иванович, нарядный, уже сидел за столом. На спинке стула красовался пиджак с многочисленными фронтовыми наградами академика. Открыв бутылку вина, Губин наполнил рюмки, сказал глухим голосом: «В нашем доме первый тост — за тех, кто не дожил до этого дня». Он поднялся и со словами: «Вечная память», — осушил свою рюмку. Аркашка смело последовал его примеру.
Под гуся, который Нине Сергеевне несомненно удался, выпили еще по паре рюмок, после чего Виктор Иванович и Нина Сергеевна стали вспоминать разные эпизоды, по большей части смешные и курьезные, своего фронтового прошлого, достали из шкафа фотоальбом. Аркашка слушал как завороженный. Глянув на часы, академик обратился к гостю:
— Так что ты хотел уточнить, давай спрашивай, а то мне еще в дорогу собраться надо.
Осмелевший после трех рюмок, Аркадий заявил бесстрашно:
— Вот вы, Виктор Иванович, в прошлый раз про правду говорили, и я вам правду скажу — я ничего про ваше изобретение не понял. А раз я ничего не понял, то и своим читателям о вашем приборе рассказать не могу.
Губин взглянул на паренька так, словно увидел его впервые. Неожиданно он широко улыбнулся и заявил:
— Молодец. Как говорят на флоте: «Так держать!» Никогда не бойся признаваться в своих ошибках. Каяться не надо, а признаваться и исправлять — необходимо. Ну ты это, я надеюсь, с годами и сам поймешь, раз уже сегодня такое решение принял. А теперь о деле. Может, оно и к лучшему, что ты ничего не понял, — и, увидев удивленный взгляд паренька, пояснил:
— Дело в том, что моим изобретением заинтересовалась оборонка, так что оно того и гляди теперь под грифом «сов. секретно» окажется. Поэтому ты напиши просто … — и академик Губин продиктовал Маркову несколько четких фраз, из которых ясно было только то, что все газеты давно уже опубликовали, — изобретен новый, очень важный для народного хозяйства прибор.
Впрочем, прибор, изобретенный академиком, теперь интересовал Аркашу меньше всего. Фронтовые рассказы Губиных — вот что его будоражило, и он разразился целым очерком, в котором одним-единственным абзацем отметил, что герой войны Виктор Иванович Губин стал академиком и его очень важное изобретение удостоено Ленинской премии.
В этот день, не отмеченный никакими семейными памятными датами, родился, еще сам об этом не ведая, журналист Аркадий Марков.
Глава седьмая
Поезд номер пять «Москва — Ташкент» прибыл к станции назначения точно по расписанию. Участник — увы, не лауреат, а просто участник всесоюзного конкурса альтистов Аркадий Марков вышел на привокзальную площадь, вдохнул привычный с детства знойный воздух родного города, закинул на плечо сумку с немудрящими пожитками и столичными подарками и на своих двоих отправился домой. Трамваи и автобусы по раннему предрассветному времени еще не ходили, о такси ему и мысль в голову не приходила, а пройтись по любимому Ташкенту каких-нибудь полчаса-сорок минут — никаких проблем.
На последнем курсе музучилища Аркадий поменял специализацию — переключился со скрипки на альт. Долгое врем альт называли «скрипкой неудачников». Если про музыкантов сочиняли анекдоты, то альтисты в них всегда выглядели ленивыми тугодумами. Но Аркадию на эти анекдоты и подначки было наплевать. Альт, как ему представлялось, требовал куда как меньше усилий, чем скрипка, и, следовательно, оставлял больше свободного времени для газетных дел.