В лагере бухты Светлой отбывали заключение около 10 православных священников, которые работали санитарами в лагерной больнице. Они очень тепло и сочувственно отнеслись к моему отцу и, даже, устроили его на работу в больницу санитаром. Из этого лагеря в 1932 году отец прислал мне стихотворение — ко дню рождения. Я бережно храню его. Оно очень дорого мне, ибо в нем святое завещание отца-узника 4-х летнему сыну! Вот несколько строк из этого стихотворения:
Ты вынужден теперь невольно
Страдать за имя Господа,
Но я молю, чтоб добровольно,
Избрал тернистый путь Христа!
Когда минуют золотые
Дни детства твоего и ты,
Как юноша, глаза чистые
Направишь в области мечты.
Тогда отдай всю силу воли,
Мечты все сердца своего,
Нетронутую жизнь и долю –
Все на служение Его!
4 августа 1932 г.
Бухта Светлая
Для христианина всегда есть Светлая бухта во Христе Иисусе! И ни штормы гонений, ни тьма неверия не в состоянии отнять у него светлой надежды на Христа!
Некоторое время отец находился в лагерях Северного Урала. Его везли арестантским эшелоном до г. Усолье (ныне Соликамск), а затем гнали пешком этапом еще 300 км на север в один из таежных лесозаготовительных лагерей.
В 1967 году и я посетил эти места, и тоже под конвоем. Меня также, как и отца, везли этапом до Соликамска, а затем уже не пешком, а на открытых машинах под охраной солдат и сторожевых собак везли еще 200 км на север.
Проезжая по старым этапным дорогам, я вспоминал отца. Возможно, по этим же самым дорогам и он проходил в тридцатые годы.
Долины и горы Урала,
Зеленое море лесов.
Твоя здесь тропа пролегала,
Твоя отзвучала любовь!
Ты шел через бури и грозы
И слышал звериный вой…
А ранней весною березы
Шептали: „Держись, родной!“
Так написал я в 1967 году в одном из уральских лагерей, вспоминая узы своего отца.
На свободе
Летом 1933 года отец освободился.
Мы с мамой выехали к нему в Новосибирск, откуда ему предстоял путь в г. Бийск — в то время небольшой городок, затерявшийся среди лесов Алтая.
При освобождении отец не получил паспорт, ему было указано место жительства — в. г. Бийске на положении ссыльного. Мы ехали в пассажирском поезде. В памяти сохранился переполненный вагон, крики, ругань… Кое-как меня пристроили на верхней полке, где я смог уснуть, а родители спали сидя… На вокзале в г. Бийске нас обокрали, уменьшив и без того наши скудные пожитки…
Поселились мы где-то на окраине города, сняв комнату в частном доме. Места очень красивые. Вокруг сосновый лес и тишина. Зимой мы с отцом брали санки и бродили по лесу. Я очень любил эти прогулки.
В Бийске были верующие, но молитвенный дом был закрыт, и верующие собирались по домам.
Мои родители сильно бедствовали. Судимость за религиозные убеждения, отсутствие паспорта были большим препятствием в трудоустройстве. Во многих местах отцу отказывали в приеме на работу.
Наконец, отец и мать поступили на работу, но очень далеко от дома — за рекой в противоположной части города.
В осеннюю слякоть, и в зимнюю стужу, и пургу им приходилось 2–3 часа добираться зачастую пешком до места работы.
Родители часто болели… Помню: то отец лежит в постели с большой температурой, а мать хлопочет вокруг него, лечит; то — сама болеет, а отец за врача…
Однажды отец получил письмо из г. Благовещенска из своей родной общины, где нес служение пресвитера в 1926–1930 годах до дня ареста. Добрая весточка со словами братской любви ободрила и утешила отца в этот труднейший период его скитаний. Господь сохранил это письмо среди многочисленных обысков последующих десятилетий. Господь через своих верных детей послал также и хлеб насущный в этот критический момент нашей жизни.
В январе 1934 года отец получил паспорт и получил возможность покинуть место высылки. Мы переехали в г. Новосибирск. Там еще не было закрыто собрание. Вспоминаю, как отец брал меня с собой в молитвенный дом, который находился на окраине города. Мне было очень интересно идти вместе со своим папой по улице. Мне казалось, что все смотрят на меня: ведь и у меня тоже есть папа! На собрании я любил сидеть с ним рядом и вместе петь об Иисусе, Который услышал мои молитвы и вернул мне папу!