«Ваше превосходительство высокочтимый Василий Дементьевич!
До нас дошла весть, что Вы, Ваше превосходительство, собираетесь покинуть тот пост, на котором Вы со славой подвизаетесь уже четверть века. Она повергла нас в глубочайшую скорбь…»
— Ну, это предисловие, вот дальше:
«Четверть века стояли Вы на своем посту. Многие тысячи лиц подвергнуты Вами за это время аресту, еще более число — обыскам, несколько сотен людей отправили Вы в более или менее отдаленные места Европейской и Азиатской России. При этом у Вас была своя система. Лишь в редких случаях Вы искали себе жертвы в рядах той или другой революционной фракции и систематически избегали трогать нас — членов комитета социал-демократической партии, уже по многу лет принадлежавших к его составу. Наша новая типография существует в Киеве почти четыре года; за эти годы беспрерывной работы шрифт успел стереться, и хотя за это время Вы обшарили не менее тысячи квартир, но при этом Вы всегда выбирали именно те, где типографии нет и быть не может…
…Глубоко благодарные Вам за все Ваши услуги, мы не без зависти смотрим на наших московских товарищей, которые отныне, судя по газетным слухам, будут осчастливлены Вашей помощью, и шлем Вам пожелание еще многие годы продолжать Вашу столь же целесообразную деятельность, хотя и вдали от нас. Мы уверены, что высшее начальство и впредь будет оказывать Вам свое благоволение, как оно его оказало а текущем году, вверив Вам ведение всероссийского дела о революционной организации «Искры». Вы любезно предоставили возможность десяти обвиняемым по этому делу уйти из киевской тюрьмы и затем благоразумно направили следствие по ложному следу. Если слух о переводе Вашем в Москву не окажется газетной уткой и Вы действительно покинете нас, смеем надеяться, что Ваш заместитель окажется достойным Вас.
Преданный Вам Киевский комитет Российской социал-демократической рабочей партии».
— Товарищи, я не ручаюсь, что это точная копия текста, который будет опубликован, но думаю, что, редактируя нашу телеграмму, мы должны учитывать и это юбилейное послание.
Спорили долго. Но в конце концов сошлись на том, что они доложат генералу Новицкому о своем благополучном прибытии за границу, поблагодарят за головотяпство и выразят надежду, что в скором времени встретятся, но уже поменявшись ролями.
Все же в Швейцарию хорошо приезжать туристом, на время. Полюбоваться лазурью озер, горными ландшафтами, покормить лебедей и послушать разноголосый перезвон колокольчиков швейцарских чудесниц — коров.
Но как же надоела эта богоспасаемая страна, с ее горами, седловинами, когда изо дня в день разъезжаешь от селения к селению, городка к городку, и глаза ищут не снежные вершины и не изумрудные луга, а прозаические почтовые ящики.
Максим Максимович устал от трудного подъема. На стареньком скрипучем велосипеде по Швейцарии много не покатаешься. А вот Ильич мечтает приобрести велосипед, чтобы уезжать куда-либо в горы, где так хорошо думается в одиночестве.
Литвинов с наслаждением растянулся на траве под сенью ветвистого дерева, породы которого он не знает, но тени оно дает предостаточно.
У него осталось еще несколько пакетов о «Искрой», их сегодня необходимо отправить из разных селений, чтобы в России не вызвала подозрения обильная почта из одного какого-либо места, например Цюриха. Это он придумал рассылать «Искру» официально по почте, малыми партиями, но обязательно из разных почтовых контор. Сам придумал, сам и развозит.
И вот дорога завела его куда-то в поднебесье. Вполне вероятно, что она может оборваться у дверей какого-либо горного пансионата, где нет почты. От усталости он не уследил, куда свернуло шоссе, где оно сузилось в тропинку, жал и жал на педали.
Литвинов протянул натруженные ноги. Он, конечно, несправедлив, когда ворчит на примелькавшиеся ландшафты Швейцарии. Давно ли прогулка по тюремному дворику и голубое небо над головой были предметом ежедневных мечтаний. Вспомнил о Лукьяновке, вспомнил и об отце. И смешно и грустно, а ведь его отца однажды арестовали по доносу и шесть недель держали в тюрьме. Пятилетнему Максиму разрешали навещать отца, так что в тюрьму он попал раньше, нежели в начальную школу…
Недолгая передышка, и снова дороги, тропинки, селения, городки и почтовые ящики. Литвинов торопится вернуться в Цюрих, сегодня вечером ему предстоит написать еще финансовый отчет по Заграничной лиге русской социал-демократии. Его недавно избрали членом администрации лиги, доверие высокое, его еще надо оправдать. И Литвинов думает, что не последнюю роль в этом избрании сыграло его прошлое… бухгалтера в городе Клинцах. Недаром он занимается финансами лиги. А с финансами дела обстоят плохо. Эмигранты в основном народ беднейший, сами чуть ли не голодают и, конечно, в фонд лиги много принести не в состоянии. Кое-какие поступления идут от представителей западной социал-демократии. Но расходы по транспортировке «Искры», «Зари», печатанью, поездкам агентов съедают эти поступления без остатка. Приходится теребить местные искровские комитеты в России: получили литературу — платите! И Владимир Ильич считает, что это правильно. Конечно, агентам «Иск}ты», работающим в России, и без того тяжело, а тут еще отсутствие денег. Худо, когда, заметая следы, приходится менять места жительства, вышагивая по городу версты и версты, питаться как-нибудь, экономя на себе каждую партийную копейку. Но никто не жалуется, все считают такое положение в порядке вещей. А вот он, Литвинов, болеет за каждого, ему-то, финансисту лиги, лучше чем кому-либо известно, как трудно тем, кто завтра получит его пакеты и будет развозить их по городам и рабочим поселкам.
Недавно прибывший из России товарищ рассказывал, как он чуть было не попался, Ехал в поезде без билета, на билет не было денег. И вдруг видит — контролеры идут. Что делать? Обнаружат безбилетника, потребуют платить штраф, а денег-то ни копейки! Задержат, на первой же станции сдадут в полицию, а документы-то у этого товарища липа. Кинулся он в другой вагон, потом в следующий, хотел прыгнуть на ходу — куда там, поезд этак верст 50 в час делает. Совсем уж было смирился. И вдруг… что за наваждение, по вагону идет проводник и раздает билеты так, бесплатно. Поравнялся с нашим товарищем, тот протянул руку и на тебе… билет. Потом только выяснил, что в вагоне, куда он перебрался, ехала партия, человек двадцать-тридцать, собравшихся нелегально переходить границу. Контрабандист, который взялся провести эту группу, договорился с проводником, за соответствующую мзду конечно. А тут контроль. Где уж проводник добыл билеты — это его дело, а товарищ наш не растерялся, вместе с этой партией и границу перешел, и притом бесплатно.
А разве не отсутствие денег на покупку парика только чудом не обернулось новой тюрьмой для самого лучшего агента «Искры»? Сию притчу Литвинов слышал от Надежды Константиновны Крупской.
Случилось это в те дни, когда он и его товарищи только что прибыли в Цюрих после побега. Ильичи в то время жили в Лондоне, там же издавалась и «Искра». Жили они на квартире благонравной и благовоспитанной мистрис Йо. Хозяйка только диву давалась, сколько у ее постояльцев — Рихтеров (под этим именем были прописаны Ильичи) знакомых, сколько чая они выпивают за день и какая уйма писем идет по ее адресу для них. Но, насмотревшись всякого, мистрис Йо была просто ошеломлена, когда открыла на стук медного молоточка дверь и перед ней предстал мужчина с ярко-малиновыми волосами. Он твердил одно — Рихтер, Рихтер, а мистрис Йо не могла оторвать глаз от его шевелюры.
Нс сразу этого малиноволосого гостя признал и Владимир Ильич. Потом смеялись до слез, а ведь Ива ну Васильевичу Бабушкину было не до смеха, когда через два дня после побега из екатеринославской тюрьмы, перекрашенный «партийным парикмахером» и жгучего брюнета, он вдруг обнаружил, что «патентованная» краска выгорела, и ему предстоит пропутешествовать через всю Европу, добираться до Лондона в облике малиноволосого чудища. Так от Киева до Лондона и проехал, не снимая шляпы. А были бы деньги, купил бы парик и не пугал бы честной народ.