— Кто там, детонька? — мигом оживилась бабка, заслышав незнакомый мужской голос. Нет уж, не будет тебе сегодня поживы!
— Посыльный от портного мой кожух принес, я его в починку отдавала. — Вернувшись к столу, я небрежно свалила вещи на соседний стул, кожухом кверху. Украдкой одернула полу, прикрывая торчащую пятку сапога.
— Так энтот же кожух, кажись, ишшо вчера на тебе был? — подслеповато (но, насколько я ее знала, зорче ястреба!) прищурилась Шалиска. Уууу, ведьма старая, где ж ты умудрилась меня высмотреть? Не у городских ворот, надеюсь?
— Вечером порвала, сразу портному и отнесла.
— И как же это тебя угораздило, милая? — фальшиво заохала бабка.
«Забыла снять перед превращением!» — чуть не брякнула я в сердцах.
— Поскользнулась и упала.
— Бывает, бывает, — разочарованно протянула Шалиска. — Так вот! А колдуна-то ишшут! Стража по улицам ходит, высматривает, расспрашивает — может, видел кто…
Ну, не сказать, чтобы они так уж старались. Двое позевывающих парней в кольчугах как раз неспешно, вразвалочку шли по нашей улочке, куда целеустремленнее глядя на корчму в ее конце, чем по сторонам.
— …ежели не его самого, так хоть ученика евонного. Я-то сама его не видела, но Кракова свояченица сказывала — такое же мракобесье отродье, ишшо и с глазом дурным. Как глянул на ее корову, так та через два месяца и сдохла!
Охотно верю. Этот паршивец кого угодно в гроб вгонит!
Я распахнула окошко. Мальчишка, руки в карманы, ссутулившись, брел навстречу стражникам, злобно подбивая ногой сероватую ледышку. Хорошо еще, что он на минутку задержался на крыльце, в благоразумном молчании показывая двери неприличные знаки, иначе уже столкнулся бы с патрулем лоб в лоб.
— Эй, племянничек! — ласковым голоском подманивающей мышь кошки окликнула я Реста. Тот аж споткнулся. Недоверчиво уставился на меня через плечо. — Иди сюда, милый!
Парнишка, не двигаясь с места, продолжал таращиться на свежеиспеченную «тетушку». Стражникам до него оставалось шагов десять.
Если сейчас же не подойдет, сама убью поганца!
Рест медленно развернулся и пошлепал обратно к крыльцу. Стражники, переговариваясь, равнодушно прошли мимо. Один, правда, скользнул взглядом по мальчишечьей спине, но таблички «ученик колдуна» там не болталось, а лица он, к счастью, рассмотреть не успел.
Я распахнула дверь и буквально вдернула его в лавку. Еще упереться на пороге попытался, щенок! А это тебе как?!
— Родненький ты мой! А я уж вся испереживалась, как вы там без меня! Мамка-то в порядке? Не скребся к вам ночью в дверь никто?
Рест только обреченно пискнул, сдавленный в стальных объятиях оборотня. Между слезными речами и жаркими поцелуями я ощутимо цапнула его зубами за ухо, прошипев:
— Только ляпни что-нибудь мне наперекор!
И, напоследок стиснув до хруста в ребрах, выпустила.
Паренек икнул, ошалело огляделся и, заметив посторонних людей, придержал свой дурной язык за зубами. Только угрюмо вытер щеки рукавом.
— С характером, весь в меня! — с гордостью сообщила я хозяину с Шалиской, покровительственно взлохматив Ресту макушку. — Сестра моя в прошлом году овдовела, хозяйство вдвоем с мальчонкой не вытянули, корову за долги пришлось продать, вот я их и пригласила сюда перебраться, в городе-то работа всегда найдется. Уже вторую неделю у меня живут.
Шалиска, добрая душа, аж пустила слезу и сунула Ресту последнюю оставшуюся на блюдце сушку, сбоку слегка погрызенную мышкой.
— Ах ты сиротинушка горемычный! Тебя как звать-то? — Мальчишка быстро, внимательно окинул взглядом всех четверых — меня, бабку, знахаря и сушку… внезапно скуксился и тонким голосом деревенского дурачка проблеял:
— Реська, бабушка!
Достал из кармана грязный обрывок не то тряпки, не то выделанной кожи и начал бережно заворачивать в нее щедрый Шалискин дар, приговаривая:
— Вот спасибочки, будет мамке гостинец!
Знахарь, до сих пор глядевший на мальчишку с благодушным интересом, сдвинул брови и полушутя-полусерьезно уточнил:
— А ты тетушке по хозяйству помогаешь? Не обижает она тебя?
— Что вы, господин! — Рест, испуганно вытаращив глаза, повернулся ко мне и, размашисто крестясь, начал отвешивать земные поклоны, да так рьяно, что храмовые иконы бы обзавидовались. — Благодетельница! Всегда у ней для сироты мерзлая свеколка аль картофельная кожура найдется! Сварю себе в котелке, хлебца черствого покрошу — и хвала богам, еще один день прожит!
Ах ты, гаденыш! Так вот по каким рецептикам ты нам ужин готовишь?!