— Почему ты согласилась стать моей женой? — спрашивал он. — Ты ведь меня не любила…
— Любила, несоглашалась она. — Просто… недостаточно?
— Если бы не ты, я бы вернулся в свой мир.
— Значит, моя любовь пригодилась, — отвечала Малевин.
Задремывала. А просыпаясь, видела перед собой Раэла.
— Мы ведь встретимся? — спрашивал он.
— Конечно… — отвечала Малевин. — У меня для тебя сюрприз.
Чем ближе она была к смерти, а значит к освобождению, тем счастливее она становилась. Ничто не могло дать ей этого ощущения счастья прежде. Быть может, когда придет момент последнего вздоха, она сможет отдать Раэлу то, что ему принадлежит?
В ней все еще теплилась надежда на то, что Раэлу не придется эти шестьсот лет страдать, не понимая даже, толком, что он чувствует. Да да, прошлое якобы менять нельзя и все такое… же какое это прошлое? Для всех оно будущее, даже для Малевин, ведь прежде она этого не переживала.
Она взяла с Раэла слово, что он будет с ней, когда она начнет всерьез умирать. Он не пришел. В час, когда стало понятно, что все, Малевин почувствовала, как ее душа выходит из тела, она будто увидела парящие над собственной грудью огни. Они действительно расцепились.
Где был в тот день Раэл? Почему он не пришел? Какой из миров он спасал в то мгновение? Когда спасение его самого было так близко, только руку протяни…
Малевин протянула руку, сухую, старческую руку. Прошептала:
— Раэл…
Сиделка положила ей на губы кусочек льда, думала, должно быть, что старая леди бредит.
Все шло своим чередом, можно считать.
— Кинжал, — проскрипел ее старческий голос. Подарок короля Раэла, лежавший под подушкой ей тут же вложили в руку. «Вы мой верный клинок, леди Малевин» — пронеслось у нее в голове. Второй рукой она сняла со своей груди его душу, поднесла к лезвию, опустила ставшую неуклюжей руку. — Мой кинжал, подарок короля Раэла. Передать Атристиру, сказать… Сказать чтоб передал…
Договорить она не успела. Умерла.
Это не страшно. Совсем не страшно, когда знаешь, что ждет впереди…
Вновь мгновение, или вечность пустоты. Вновь тишина. Снова свет вдалеке,
Ее ступни касаются… Малевин почти не удивилась, когда увидела себя на столичной мостовой времен молодости тетушка Имоджин.
Малевин оглянулась. Одних знакомых ей зданий уже не было, других еще не было… Она застыла в безвременье, вне прошлого и будущего, как тот несчастный кот из опытов знаменитого физика.
В конце улицы она увидела женскую фигуру, смутно знакомую, почти родную, от этого непонятного чувства сводит грудь, оно почти невыносимо, это чувство узнавания. Она удаляется, и Малевин бежит за ней, по серому, словно покрытому пеплом пустому городу. Ее узкие ступни оставляют в этом пепле след. Следов Имоджин не видно.
Они минуют старый город, выходят к порту, почти уже не действующему, разве что туристические кораблики, качаются на волнах, точно верные соратники. Идет дождь, но земли он не достигает. Белое платье на тетушке Имоджин приобретшее под дождем неопределенный цвет, так же, кстати, как и ее собственное черное. Малевин вдруг понимает, что ее тело снова молодо, и что по спине струятся, и падают в глаза ее привычные, не слишком густые, светлые волосы. Тетушка стоит, погруженная в себя, и в руках у нее — белый треугольник. Это письмо, так складывали во время войны похоронные извещения.
Тетушка Имоджин выпускает этот треугольник из рук, он взлетает над водой, превращаясь в самолетик.
— Все будут счастливы, — говорит знакомый голос за спиной. — Рано или поздно все будут счастливы, Малевин. Снова став моей частью.
— Зачем такие сложности? — спросила Малевин. — Зачем было вообще со всеми нами возиться, создавать миры, наделять нас душами? Мы могли бы всегда пребывать в вас, всегда быть вашей частью.
Госпожу Света вдруг будто перекосило.
— Ты думаешь я бы этого не хотела? Миллиарды живых существ рождаются, копошатся, чего-то от меня хотят, умирают… Бесконечное, бессмысленное мельтешение, я не этого хотела… Мир, в котором я родилась и прожила жизнь, не был идеальным, я хотела исправить эту ошибку! Хотела, и не смогла… хотела, и не сумела. Вы все такие же, никчемные, бессмысленные существа, тратящие свои коротенькие жизни на что попало…
Малевин покачала головой
— Я только что закончила путь длиной в шестьдесят лет. Может быть не особенно длинный, но точно не бессмысленный. Я была свидетелем подвига человека, ежедневно побеждавшего собственную природу, я была женой человека, которому предстоит изменить мир, расширить его рамки. Я сейчас чувствую себя умудренной старой женщиной, и могу сказать тебе одно, Госпожа: в нашей жизни не меньше смысла чем в твоей. Может быть больше.