— Нет, милорд, — ответил я. Он наложил на меня ответственность, и мой долг не будет выполнен, пока я не доведу дело до конца. — Я не подведу вас.
Казалось, он собирается сказать что-то еще, но в этот момент двери распахнулись. Я поднял руку, чтобы защитить глаза от яркого света, ворвавшегося в часовню. Вошедший человек был в кольчуге и держал шлем под мышкой. Его лицо находилось в тени, и мне потребовалось время, чтобы узнать его, но когда он подошел ближе, я разглядел длинный подбородок и узкий лоб. Лорд Гилберт де Ганд собственной персоной.
— Лорд Гийом, — сказал он.
Либо он не заметил меня либо ему было все равно, но на этот раз высокомерное выражение на его физиономии сменилось озабоченностью.
— Что такое? — требовательно спросил Мале.
— Вас хочет видеть один человек. Посланник от врага. Он прибыл к городским воротам полчаса назад.
— Посланник? Чего он хочет?
— Кажется, командир мятежников хочет вас видеть, — сказал Гилберт. — Чтобы обсудить условия.
Мале замолчал. Я вспомнил о сомнениях, которые он высказал мне совсем недавно, и пытался понять, что происходит у него в голове. Как бы ни тяжело было наше положение, он же не собирается сдавать Эофервик? Гилберт внимательно наблюдал за ним, ожидая ответа. Интересно, Мале доверял ему так же, как мне?
— Я поговорю с этим человеком, — наконец сказал виконт. Он шагнул в сторону дверей. — Где он сейчас?
Он был недалеко. Посланник восседал на боевом гнедом коне посреди тренировочной площадки, куда сбегались посмотреть на него рыцари и слуги. Он сильно смахивал на медведя, обряженного в кожаную куртку и шлем, с ножнами на поясе. Если он и нервничал в окружении десятков французов, он не показывал этого. Казалось, он даже наслаждается вниманием, с широкой улыбкой принимая каждое брошенное оскорбление, словно знак чести.
Он склонил голову только когда увидел виконта.
— Уильям Мале, сеньор Гравилля, что за морем, — сказал он на довольно корявом французском. — Мой господин посылает тебе свой привет.
— Довольно любезностей, — оборвал его Мале. — Кто твой господин?
— Эдгар, — посланник отвечал громко, чтобы все во дворе его слышали, — сын Эдуарда, сына Эдмунда, сына Этельреда, потомка Седрика.
— Ты говоришь об Эдгаре Этлинге?
Посланник кивнул.
— Он хочет говорить с тобой сегодня вечером, если ты готов.
Последний из оставшихся в живых наследник древней английской династии, Эдгар был единственной фигурой, вокруг которой враги могли сплотиться после Гастингса. Прозвище Этлинг обозначало носителя королевской крови или что-то в этом роде, как однажды объяснил мне Эдо. До сих пор Эдгар не предпринимал попыток к восстанию, он принес присягу королю Гийому вскоре после битвы, и оставался довольно заметной фигурой при дворе. Прошлым летом, когда его имя все чаще стали упоминать в связи со слухами о заговоре, он бежал на север в Шотландию, но даже тогда никто не думал, что он способен собрать настоящее войско.
— Я бы не советовал вам, милорд, — сказал Гилберт, понизив голос. — Нортумбрийцы коварные сукины дети. Это они убили Ричарда четыре дня назад.
— Тем не менее, — ответил Мале, — Я предпочитаю смотреть моему врагу в лицо. — но, хотя он говорил уверенно, его лицо было сурово. Он огляделся и, увидев одного из своих слуг, отправил его за кольчугой и шлемом, а затем повернулся к англичанину. — Скажи своему господину, что я встречусь с ним.
— Это неразумно, — сказал Гилберт громче. — Что, если они устроят еще одну засаду?
— Тогда ты будешь сопровождать меня с пятьюдесятью своими рыцарями и проследишь, чтобы этого не произошло.
На мгновение мне показалось, что Гилберт собрался протестовать, но он, должно быть, передумал, потому что скуксился и пошел к своей лошади.
— Ну, Танкред, — сказал виконт, — не хочешь ли увидеть человека, виновного в смерти графа Роберта?
— Да, милорд, — ответил я, хотя мои слова прозвучали более сухо, чем мне хотелось бы.
Мои руки уже тянулись к мечу, но я постарался успокоиться, тем более, что Мале внимательно смотрел на меня. Как будто проверял.
— Очень хорошо, — сказал он. — Послушаем, что скажет нам Эдгар.
Солнце уже скрылось за горизонтом, когда мы выехали из северо-восточных ворот города. Здесь присутствовал почти каждый из нормандских лордов, живших в Эофервике, со своим отрядом и под собственным знаменем. Мале ехал во главе колонны.
Эофервик со всех сторон окружало свободное пространство: широкие болота, простиравшиеся до пологих склонов, где паслись овцы. Несколько деревьев не могли служить укрытием, они росли слишком далеко друг от друга, так что засада была маловероятна. Хотя, нельзя сказать, что враг не проявлял такого намерения: не успели мы покинуть город, как я уже заметил блеск шлемов в паре миль от нас. Эдгар нас ждал.
— Вот они, — пробормотал Гилфорд, ехавший рядом со мной. Виконт взял его в качестве советника, хотя я не знал, для чего нам сегодня может понадобиться священник. Разве что придется перевязывать раны.
В сумерках было трудно определить точное число англичан, но я решил, что у них, по крайней мере, столько же людей, сколько было у нас: пешие и конные, они стояли под фиолетово-желтым стягом — цвета, которые я ненавидел.
Наконец, я увидел его. Он был на голову выше большинства своих людей, его крепкий шлем с боковыми пластинами, защищающими щеки, и длинным наносником блестел золотом. Вокруг него стояли люди в кольчугах и шлемах, вооруженные мечами, копьями и топорами на длинных ручках, со своими гербами на щитах. Я узнал в них телохранителей, самых близких и верных слуг, самых лучших бойцов. Людей, которые ценят жизнь своего лорда выше собственной и будут сражаться за него до последнего вздоха. Которые из них были в Дунхольме, как много моих товарищей погибло от их клинков?
Мы остановились, и Эдгар шагнул вперед вместе с четырьмя своими телохранителями. Мале кивнул Гилфорду, мне, Гилберту, ехавшему сразу за нами, и одному из его рыцарей, и мы спешились. Этлинг снял свой позолоченный шлем и я впервые увидел его лицо. Его глаза были темными, а губы тонкими; неровно подстриженные волосы цвета соломы падали на широкие плечи. Говорили, что ему было всего семнадцать лет, что он чуть старше мальчика, вышедшего из отрочества, но он выглядел старше то ли из-за крепкого сложения и богатого оружия, то ли из-за властной манеры держаться, противоречившей возрасту.
Этот человек был виноват в том, что случилось в Дунхольме. В гибели лорда Роберта, Освинн и моего отряда. Мое сердце колотилось о ребра, на лбу под шлемом выступил пот. Есть ли у меня шанс выхватить клинок из ножен и зарубить его на том самом месте, где он сейчас стоял?
Маловероятно; какой бы заманчивой ни была это идея, мне не справиться с его людьми. Одно дело резать крестьян, но здесь передо мной стояли опытные воины — четверо против меня одного. И месть не стоит ничего, если придется заплатить за нее жизнью. Я разочарованно вздохнул и сосредоточился на Этлинге.
— Гийом Мале, — сказал он, подойдя ближе. — Мы снова встретились с тобой.
Его голос был груб, но по-французски он говорил достаточно хорошо — ничего удивительного, учитывая сколько времени он провел при дворе короля.
— Не ожидал, что так скоро, — ответил Мале. — Когда ты сбежал в прошлом году, я надеялся, что в последний раз вижу твою жалкую шкуру.
Эдгар, казалось не слышал его, он кивнул в сторону наших рыцарей.
— Надо же, какая грозная сила, — в его голосе явственно звучала ядовитая насмешка. Потом его темные глаза остановились на Гилфорде, и он нахмурился. — А что англичанин делает среди этих шлюхиных сынков? Ты должен быть с нами.
Священник моргнул, словно просыпаясь.
— Я здесь со своим господином, — успел сказать он, поднимая взгляд на Этлинга, который был головы на полторы выше него.