— Они смогут продержаться в замке даже, если город падет, — сказал я.
— И как долго? — Уэйс сомневался.
— Сколько должен. Иначе вся Нортумбрия от Дунхольма до Эофервика перейдет в руки английских дикарей.
Уэйс искоса посмотрел на меня, но ничего не ответил.
— Не сомневаюсь, что мы узнаем все очень скоро. Для получения новостей нам не нужно останавливаться. Наша задача состоит в том, чтобы благополучно доставить женщин Мале в Лондон, и все, что мы можем сделать, это выполнить ее.
Я отвернулся от реки и посмотрел на измученных погоней гребцов. Некоторые сидели, согнувшись, положив головы на руки. Другие рухнули рядом с рундуками и лежали на спине или на боку, глубоко вдыхая ночной воздух. Один молодой мужчина свесился через борт, извергая длинную струю рвоты, часть которой запачкала его бороду и тунику.
Около дюжины человек толпились рядом с убитым, те, кто стоял дальше, заглядывали через плечо впереди стоящих. Капитан судна был там же, он пробормотал несколько слов, прежде чем встать и пойти на нос корабля. Двое мужчин подняли тело юноши: один держал его за ноги, другой за плечи. Они проследовали за капитаном, который поднял доски палубы, открывая тесное пространство, где до этого прятались леди Элис и Беатрис. Он махнул рукой и тело осторожно спустили вниз. Они постояли там еще некоторое время, не говоря ничего, просто глядя на него, пока капитан не накрыл его куском черной парусины и не опустил доски.
— Мы похороним его по-христиански, когда доберемся до Алхбарга, — сказал он.
Остальные кивнули и вернулись к своим товарищам. Они казались слишком усталыми для слез или онемели от переживаний. Они не могли радоваться победе, потому что, хотя сами и избежали смерти, но были подавлены горем из-за гибели друга. Мне хорошо знакомы были эти чувства.
Обер вернулся к рулю и сел. Я подошел к нему и положил руку на плечо, чтобы выразить сочувствие.
— Он был со мной с прошлого лета, — сказал капитан и сглотнул. — Сильный был парень. Старательный.
Я хотел бы сказать что-нибудь, но добавить было нечего. Я не мог ему помочь, но думал, что нам повезло потерять только одного человека; все могло сложиться гораздо хуже.
Обер поднялся, сбросив мою руку. Я смотрел, как леди Элис поспешно идет вдоль корабля, сопровождаемая дочерью и капелланом. Дамские юбки были подняты выше щиколоток, вызывая взгляды гребцов. На лице Беатрис явно читалось смущение, но она высоко держала голову и пыталась игнорировать их, при этом почти спотыкаясь о шпангоуты. Леди Элис не обращала на них никакого внимания; ее глаза были полон тревоги и гнева.
— Миледи, — сказал я. — Вы выглядите огорченной.
— Мы должны отправить известия моему мужу. — ее платье отсырело, прядь седых волос выбилась из-под платка и упала на лицо. — Английский флот движется к Эофервику. Мы должны предупредить его.
— Мы не можем этого сделать, — сказал я. — Путь по реке для нас отрезан, и ни одно из сообщений, отправленных по суше, не достигнет города раньше англичан.
Она повернулась к капитану.
— А ты что скажешь?
— Он прав, — ответил Обер. — Конечно, враг гребет против течения, но, если они не будут останавливаться на ночь, то доберутся до города к рассвету. На лошадях и по хорошей дороге можно было бы попытаться, но не пешком через эти болота.
— Мы должны что-то сделать, — запротестовала она.
— Мы не можем сделать ничего, — повторил я с нарастающим раздражением. Почему эта женщина не понимает? — Я дал клятву вашему мужу — клятву защитить вас и вашу дочь. Именно это я и намерен сделать.
Ожидая поддержки, я посмотрел на Обера, он согласно кивнул.
— У нас нет выбора. Лучшее, что мы можем сделать, это добраться до Алхбарга как можно скорее.
— И оставить моего мужа в смертельной опасности? — в голосе леди Элис звучали слезы. Она сильно сжала руку дочери. — Как нам жить с такой тяжестью на сердце?
Мое терпение было на исходе. Все мы только чудом избежали опасности; я сам устал, как собака, и не имел сил отвечать на бессмысленные вопросы.
— Согласен, это тяжкая ноша, — резко сказал я, — Но не только для вас, а для нас всех.
Гилфорд, стоявший позади дам, устремил на меня строгий взгляд. Леди Элис стояла неподвижно, глядя на меня, слезы переполняли ее глаза, она закусила губы и качала головой. Но я сказал не больше того, что должно было быть сказано.
— Миледи, — произнес капеллан, отводя глаза от меня, — Лорд Гийом очень умный человек. Я уверен, что он добьется успеха и без нашей помощи. — он сделал глубокий вдох. — Уже очень поздно, дорога до Лондона будет долгой. Мы должны попытаться поспать.
— Мудрая идея, — сказал я равнодушно. Это был длинный день. Если бы кто-то сейчас сказал мне, что только сегодня утром нортумбрийцы подошли к Эофервику, я бы не поверил. — У нас впереди еще много дней пути. Лучше отдохнуть сейчас, когда у нас есть такая возможность.
И все же Элис смотрела на меня; она не двигалась, губы все еще дрожали. Наконец Гилфорд сказал:
— Миледи… — и она отвернулась, снова приподнимая свои юбки.
Беатрис подождала еще мгновение, ее потемневшие глаза, не мигая выдержали мой взгляд, затем она последовала за своей матерью.
— Ты был слишком груб, — сказал капеллан, когда они уже не могли нас услышать.
— Что бы ты хотел от меня услышать? — спросил я. — Что все будет хорошо, и Мале будет жив-здоров? Я не могу этого знать, а они не поверили бы мне, даже если бы я повторил это десять раз.
— Они не привыкли к такому обращению, — ответил Обер. — Им нужно немного утешения.
— Даже если это утешение будет ложью?
Я не хотел их обидеть, но я не мог заставить себя сказать что-то, что будет по меньшей мере нечестным.
— По крайней мере, я ожидал, что ты сможешь быть хоть немного вежливее, — сказал Гилфорд. — Просто проявишь любезность.
Я посмотрел в сторону реки, качая головой.
— Танкред, — продолжал Гилфорд, и предупреждение звучало в его голосе. — Вспомни, что лорд Гийом сделал для тебя и о чем он тебя просил для своих женщин. Ты не обязан развлекать их своим обществом, но ты должен проявить уважение, которое они заслуживают.
— Я постараюсь, отец, — сказал я, больше для того, чтобы угодить ему, потому что все равно чувствовал себя правым.
— Это все, о чем я прошу, — сказал Гилфорд. — Сейчас я должен отдохнуть. Я желаю тебе спокойной ночи.
Он присоединился к обеим леди, помогая им расстелить одеяла и устроиться на ночлег.
Обер продолжал смотреть на меня, в его взгляде ясно читалось неодобрение, но я выслушал уже достаточно упреков и не собирался слушать их и дальше.
— Что? — сказал я.
Он не стал отвечать, а вместо этого взял мешок, развязал его и начал раздавать лепешки гребцам, продвигаясь вдоль рядов к носу.
— Ешьте, — сказал он. — Ешьте и собирайтесь с силами, вам снова придется грести.
Гребцы издали дружный стон.
— Да! — он повысил голос, чтобы перекричать их. — Враг может преследовать нас, а мы еще далеко до Алхбарга.
— Обер, — сказал один из них, самый старший, с сединой в бороде. — Мы гребем от самого Эофервика. Сегодня мы больше уже не можем.
С каменным лицом капитан повернулся к нему, он посмотрел из конца в конец судна, окинув взглядом всех мужчин.
— Чем дальше мы уйдем сегодня, тем меньше нам придется грести завтра, — сказал он. — И если на реке еще есть английские корабли, то лучше, если мы встретимся с ними под покровом темноты, когда их команды будут спать, а не при свете дня, когда они будут бодрые и злые. — он снова пошел между гребцами. — Сегодня вы работали, как никогда. Все, о чем я прошу, это тридцать человек на веслах на несколько часов. Всю ночь будем грести по очереди. — он дошел до конца ряда и достал последний хлеб. — А сейчас мы поедим.