Помимо Роберта, я знал всего пару бойцов, более опытных с мечом, чем Уэйс. Он был на службе у графа даже дольше, чем я, бился в тех же сражениях, что и я, и, как я, возглавлял отряд рыцарей Дома лорда Роберта. Но сейчас с ним было всего шесть или семь человек. Трое из них были рыцари в кольчугах и шлемах. Один потерял свой щит и бился с копьем в каждой руке, другой двумя мечами. Все они были окружены плотным кольцом англичан.
— Вперед!
Нортумбрийцы бежали передо мной, и мой меч вспыхивал в свете факелов, когда я опускал его вниз, снова, и снова, и снова. Я больше не помнил, скольких я убил, я видел только тех, кто стоял передо мной, и помнил, что должен добраться до Уэйса. Он ловко нанес удар копьем под щит англичанина, ударив его в пах, но не успел тот упасть, как на его место выступил новый боец, жаждущий крови. С другого фланга норманн с двумя мечами, не слушая предупреждений своих товарищей, рванулся вперед и попытался прорвать кольцо. Он махал клинками, как мельница крыльями, осыпая щиты противника ливнем ударов, круша их, пока не пал, пораженный копьем в грудь.
Уэйс взглянул верх и увидел меня. Он крикнул что-то, но я не расслышал, да это и не имело значения, потому что враг был передо мной, и мой клинок пел от радости сражения, когда снова и снова вонзался в плоть. Это напоминало мне вечер Гастингса, когда последние из англичан еще пытались сопротивляться нам, хотя битва уже была проиграна и тот, кого они называли королем, лежал на поле мертвый. Я вспомнил, как мы преследовали их, как они бросались в ближний бой, и словно снова очутился там, подчинившись воле своего меча и жажде крови.
— За лорда Роберта! — Крикнул я. — За лорда Роберта!
Я огляделся в поисках следующей жертвы, но враги бежали обратно и присоединялись к рядам англичан, поднимавшимся вверх по склону с сомкнутыми щитами. Их было не меньше сотни, они медленно двигались вперед, выкрикивая при каждом шаге:
— Ут! Ут! Ут!
Уэйс стоял, тяжело дыша, в то время, как трое из оставшихся в живых его людей сплотились вокруг него. Его копье было сломано, обломок торчал из груди одного из нескольких нортумбрийцев, валявшихся на земле у него под ногами. Пропитанный кровью вымпел был разорван в клочья. Щурясь, он посмотрел на меня. Тот же удар, что оставил ему шрам, покалечил веко; и, хотя он видел почти так же хорошо, как раньше, открыть полностью глаз уже не мог.
— А ты не торопился, — сказал он.
Это вместо «спасибо»; впрочем, от Уэйса я ничего другого и не ожидал. Голос у него был грубый и резкий, как скрежет камня под колесом.
— Надо возвращаться, — сказал я ему. — Мы должны вернуться в крепость.
Я оглянулся на остатки моего отряда, парни смотрели на надвигающиеся ряды английских щитов. Кое-кто уже начал разворачивать коней, чтобы ехать назад.
Выхватив меч, я махнул им в сторону мыса с частоколом на гребне.
— Возвращаемся!
Несколько лошадей потеряли своих всадников и, взмахивая гривами, неслись к берегу реки подальше от поля боя. Уэйс и его люди уже ловили их, хотя те неохотно принимали нового наездника; некоторые даже вставали на дыбы и замахивались копытами на любого, кто приближался к ним.
Снова протрубил рог, и мне показалось, что звук шел со стороны собора, башню которого над крышами домов я мог видеть даже сейчас. Угли разгорались на ветру, искры летели на солому, кое-где над крышами поднимались язычки пламени. С севера тянулось длинное облако черного дыма, которое скрывало наш путь, не давало свободно дышать, но я слышал крики врагов за спиной, и знал, что останавливаться нельзя. Борозды тянулись вдоль длинной стороны поля, и я следовал вдоль них, пока не увидел дома и дорогу между ними. Ролло пошел медленнее, я знал, что он сильно устал, но я еще не мог позволить ему отдохнуть.
Пока мы двигались вверх по крутому склону в сторону крепости, я снова услышал звон мечей в переулке; мы успели увидеть, как несколько рыцарей подняли на копья пару англичан. И среди этих рыцарей я узнал квадратную физиономию Можэ: одного из двух моих людей, которых я оставил для защиты Освинн.
— Можэ! — Позвал я, пытаясь перекричать звон стали, стук копыт и крики, доносившиеся с рыночной площади.
Он оглянулся и потянул поводья лошадь, разворачиваясь ко мне.
— Танкред… — начал он.
— Где она? — Прервал я его, оглядываясь, чтобы убедиться, что я ничего не пропустил. Но мои глаза не обманывали меня. Ее здесь не было. — Где она?
Он опустил глаза.