Люси обмоталась обрывками платья. Здорово-то здорово, да…
— Мне бы домой. К отцу. Понимаешь? У меня есть семья.
— Они тебя не примут. — В тоне парня послышались безвозразительные нотки, отдававшие лязгом разогретого в кузне металла.
— С чего ты решил?
— Взгляни на себя, Элли.
— Я — Люси! — Люси испугалась его слов и занервничала.
Парень молчаливым жестом худой руки указал на небольшую лужицу стоячей воды, затесавшуюся в провале кладки. Люси прильнула к этой естественной грани и пришла в тихий ужас. Она была смуглой. Смуглой, как чернавка! С чёрными, в цвет копоти, волосами и такими же глазами, только в самом центре зрачка у неё теплился рыжий отсвет, как если бы она горела изнутри. И тут её осенило. Она встретилась взглядом с парнем.
Да. Вот что за странность была и в его взгляде. Зрачки. То же яркое пламя танцевало в их глубине.
Бесовство…
Люси присела у лужицы, понимая, что её спаситель прав. Домой она в таком виде не покажется, прогонят.
— Давненько я здесь не был, — поделился парень. — Да и, если искренне, то особо не тянуло.
Он говорил это, как поняла Люси, чтобы вынуть её из переживаний.
— Что мне делать?
— Жить данной тебе новой жизнью, девочка. Творить. Познавать мир. Быть свободной словом и телом. Разве не о том ты просила ангелов — и они послали тебе меня? А мне с моим одиночеством — тебя?
— Кто ты? — Люси оробела от собственного вопроса и неловко покрутила агатовый браслет на запястье. Бедный Зальтен…
— Я твой друг. Талант не должен быть заточён в каминную решётку. Он должен сиять, и я покажу тебе, как это бывает! Ты ведь не изведывала подобного ранее?
— Нет. — Люси сомневалась, но соображала, что стоит на пороге судьбоносного решения. Ведь дома её, по сути, и любили — Иви да бедняга Зальтен. А теперь он её и не узнает. Или того хуже, оттолкнет. Что она теряет, пустившись с этим бродягой в странствия? Ничего, правильно.
Иви слетела на голову и принялась копошиться в волосах. Она без труда признавала хозяйку.
— Но я даже не знаю, с кем собираюсь разделить бегство!
— О! — тут настала пора смутиться и парню. — Я же не представился! Прости великодушно. Я виноват. Но это потому, что уйму лет ни одну душу не интересовало моё имя. М-м-м… Эдвил. Да. Зови меня Эдвил.
— Эдвил — и всё?
— И всё. — Он безмятежно повёл угловатыми плечами.
9. О пешем странствии, потребностях и помывке
После всего испытанного Люси не думала, что сможет хоть на чуток сомкнуть глаза. Но сон одолел её, стоило только присесть поближе к огню и перестать двигаться. Она надеялась дождаться рассвета и там уже решить, как быть дальше, но почувствовала, что её, сонную, укрывает будто бы тёплое одеяло. Не поддаться искушению упасть в это одеяло и позволить себе отдых оказалось невыносимо. И Люси размежила веки лишь когда озорное солнце потрепало её лучом по лицу.
Сколько можно спать! Люси потянулась, обнаружив под собой те же булыжники, что и вчера, а ещё — Эдвила, собиравшего сумку. Его пепельные волосы в танце луча казались невесомыми и золотыми.
— Ну и горазда ты дрыхнуть! Правду говорят, барды все поголовно предпочитают праздность.
— А ты, — Люси насладилась тем, как чётко слетают у неё с зубов сложные согласные, — а ты! Можно подумать, не спишь вовсе!
— О, это так, это так. — Эдвил затянул ремни сумки, и Люси не решилась поведать ему, что вообще-то всем живым, и даже бестиям, полагается сон.
— Что мы будем делать?
— Странствовать.
— Пешком? — Люси скептически оглядела свои башмаки, крепкие, но слишком уж городские для дальних переходов.
— А как ещё? Мы бродячие артисты. И раз тебя волнует этот вопрос, скарб потащу я.
— Но, но, — Люси растерялась, поскольку не представляла себе путь куда бы то ни было пешим ходом. — Это же долго! И утомительно. Быть может, мы возьмём боннаконов? Или сядем в повозку.
— Ох, люди! — Эдвил попенял, водрузив ладони на лоб и запрокинув голову. — Куда тебе торопиться, скажи? В своих повозках вы не видите солнца, неба, света звёзд! Вас не греет живое тепло планеты! Вы обижаете ангелов и прячете глаза от извечного пламени, создавшего вас! Вы перечите своей природе! Разве это мудро, Элли?
— Я — Люси! — только и нашлась что сказать Люси на его чувственную проповедь.
Эдвил обескураженно глянул на неё через клеть из пальцев и словно опомнился.