Внезапно он взмахнул руками и сам рассыпался тлеющими буквами признания.
— Иди ко мне, — подавляя слёзы, докончила Люси. — Незримый, но причастный, ты стал проклятием и счастьем в любом прожитом мною дне. Иди ко мне.
«Ты стал проклятием и счастьем…»
Слова ещё звенели в душе и напитанном энергией воздухе, когда публика взорвалась хлопками. Люди радовались внезапной потехе, но Люси тревожилась: о мощёную гранитом площадку не звякнуло ни единой монеты.
Эдвил был прав. Авенцев отличала алчность. И тогда в отчаянном порыве спасти жизни человеческие Люси, перекрикивая шум рукоплесканий, воззвала к собравшимся:
— Бегите! Спасайте ваше добро, детей, скотину! Сегодня вечером ваш город сгорит! Весь сгорит! Бегите! Скажите всем! Что вы смотрите, несчастные?! Не медлите, покидайте дома!
Хлопки стали потише, люди обескураженно переглядывались, пока у Люси от собственной дерзости тряслись поджилки. Она ждала, что Эдвил при желании одним махом изжарит ей мозги, но тот стоял, оперевшись на шест у края их импровизированной сцены, и улыбался.
Улыбался! И глядел на бунт Люси, как на проказы несмышлёного дитя!
Горожане переводили взгляды то на неистово пророчащую Люси, то друг на друга, пока некто не крикнул в обрат:
— Это что же мне бежать, если мне Марта дать обещала на сеновале? Держи карман шире! Я её два года добивался!
В толпе послышался хохот и насмешки.
— Блаженная дурочка! Ты лучше скажи, когда мне лавка начнёт прибыль приносить!
— И когда король налоги понизит, а то житья не стало после мора!
— Беги ты сама, раз боишься, а мы смелые! Нас поветрие не выкосило!
Люди всё больше смеялись. Люси стало горько от их беспечности, и она, стиснув кулаки, крикнула:
— Вы что, не боитесь Поджигателя? А он грядёт! Вы утонете в огне! Можете не сомневаться! — Она махнула рукой с агатовым браслетом на умиляющегося Эдвила и вызвала только новый взрыв шуточек.
— Поджигатель это твой оборванец, что ли?
— Или ты сама возьмёшь спички и спалишь нам все дома? Кишка тонка, замарашка! Поди-ка ты прочь!
Мимо лица Люси свистнул камень. Тут Эд не выдержал. Обнял её, загородив от возбуждённой толпы, и воскликнул на всю площадь:
— Она у меня глупенькая! Сама иной раз не знает, что несёт! То стихи читает, то пророчествами сыплет!
— Так научи её предрекать годное! — посоветовал кто-то.
— Пока нас не разозлила!
— Просим прощения! — Эдвил закрыл чуть не плачущей Люси рот ладонью. — И всего вам доброго!
Дать себя увести было сродни горькому поражению. Они ей не поверили. Люси со всех сторон освистали, пока она покидала площадь в объятьях Поджигателя и чувствовала себя — гаже некуда.
— Им не нужны пророки, Элли, — утешал Люси Эд, пока та еле переставляла ноги. — Они не готовы бросить насиженное даже перед угрозой смерти. Они глухи и заскорузлы. И, как видишь, заслужили пришествие Феникса.
— Никто не заслуживает этого, — промямлила своё Люси.
— Ты привыкнешь, — Эд обнял её крепче, растёр плечи и поцеловал в шею. — И ты станешь со мной заодно. Ты выступила потрясающе, Элли, я горд тобой!
Люси была готова сгореть от разочарования.
Но горел Авен.
Той ночью.
Эдвил улетел на жатву, оставив Люси у городских врат в безопасном отдалении. Но она опять видела всё. Люди, так высокомерно смеявшиеся над её словами днём, теперь носились с визгами и криками о помощи, пытаясь выбраться из огненного плена. Противостоять мощи Феникса у Люси не было сил и — в этом городе — почти желания. Она не знала, будь она способна повлиять на судьбы несчастных гордецов, стала бы она это делать после услышанного?
«Конечно, да, что за рассуждения?» — мутно думала Люси. Но беда была в том, что от неё ничего не зависело. Кованые решётки ворот, к которым Люси бессильно припала лбом, ощущались прохладными. А за ними полыхал город и бесчинствовал Эдвил.
— Стой-ка, Фрэм! Не та ли это краля, что днём вопила про пожар? — услышала вдруг Люси близкое.
— Она самая, гадина! У, ведьма! И тебе не жить!
Люси не успела пискнуть, как незнакомые крепкие руки перехватили её, зажав рот, и потащили во тьму.
17. О ведьминском костре и нежданной встрече
Люси поняла, что дело плохо. С прижатой ко рту грязной лапой похитителя она не могла ничего и радовалась, что ей совсем не перекрыли воздух.
— Это она наслала дракона на Авен, Карл! Это она, сожжём её!
— Нечестивая бесовка! Ведьма! Сожжём!