Верный пламени

Люси нельзя было сплоховать. И она в решимости открыла рот.

— Я верна тебе единой истиной, ты светом небесным пролит над моими днями, я обещала тебя, моё пламя, вызволить, пусть хоть меня за это забьют камнями! — Её призыв нарастил силу, пока Эдвил повернулся к людям и без утайки явил огненные перья, растущие прямиком из тщедушного тела.

— Это же Поджигатель! — догадался голос в толпе. — С ним всегда является девчонка!

Публика задвигалась, но ответом на суматоху плотная заграда из огня окольцевала площадь, став выше иных зданий.

— Умри, кровопийца! — Это был Зальтен, прыгнувший на Феникса с путами из золотых цепей. Эд расхохотался огнем в лицо охотникам, бежавшим со всех углов площади в атаку, и дал себя повалить. Но Люси не прервала чтение.

— Чувства горячие таить грудь не смеет,
равно как пламя не удержать в очаге,
ты моя самая отчаянная идея,
я твой самый преданный адепт!
Пламя сжирает города и души,
пламя творит свой извечный, неумолимый суд —
если бы люди лучше умели слушать,
они бы услышали, что всех спасут!

Заметавшаяся публика будто бы растерялась от её пламенной речи. Люди вновь обратили полубезумные взгляды на сцену, где их палача уже самого обматывали цепями, приковывая к обелиску. У ног Эдвила вспыхнул костёр, зажжённый — Люси не сомневалась — им самим. Горстка специй, выпущенная Зальтеном в Феникса, лишь удесятерила его мощь. Эдвил заходился восторженным смехом, как если бы его осыпали алмазами.

Люси читала оду не одному ему, но и сбитым с толку людям.

— Будьте огнём, зажигайте, а не топите,
светом грейте, не рисуйте на лицах углём,
будете спасены, чтобы верить, любить и видеть,
чтобы довольствоваться каждым прожитым днём!
Ваши сердца состоят из пламени,
ваши уста держат сокровищницы нужных слов,
каждый из вас способен звёзды творить руками,
каждый озвученный образ одушевлён!
Пламя вечное, верное лишь себе и космосу,
не засыпает, движется и в мгновении,
пламени этому принадлежат и кости,
и будущие ненаписанные стихотворения!

— Я люблю тебя, — сорвалось с уст Феникса чуть различимое, и Люси раскрыла сердце, чтобы явить миру и огню свою искренность:

— Я подарена им тебе и слова все мои несказанные,
как и вдохи-выдохи-огоньки всего им ведомого сущего…

— Свободны будут навеки связанные! — С этим кличем тело Феникса распалось на сотни крошечных искорок. Ветер накрыл ими Люси, и та увидела, как светлеет её смуглая кожа.

— Будут благословенны все на миру живущие!

Заклятье пронеслось над людом с порывом снежной метели, и частокол языков пламени сгинул вместе с прахом развеянного Поджигателя. Золотая цепь мерно звякнула о постамент обелиска. Люси отдышалась, еле соображая, что сотворила, и механически стряхнула маленькую мушку пепла с хлебного цвета пряди. Зальтен, измазанный в саже с макушки до пят, шмыгнул носом. Сморгнул.

— Люси!!!

Он выбил из неё выдох объятьем. Закрутил в танце ликования, затёр губы жёсткой львиной щетиной.

— Люси.

Люси плакала то ли от боли, то ли от облегчения, и обнимала своего спасителя.

— Ты свободна от беса!

— Да.

— Милая, милая моя, разве так бывает? Я не верил… Но я нашёл тебя и убил чудовище!

Народ спохватился и ринулся хлопать. Золотые соларии потекли звенящим дождём под ноги, как людям казалось, артистов, а Люси роняла скорбь и гадала — видит это Эд или нет.

— Мы вернёмся домой! Ты… Ты выйдешь за меня, Люси?

Лев глядел на неё — ещё недавно столь грозный и дикий, а сейчас кроткий, неуверенный…

— Да. — Люси не имела права отказать ему. Даже если бы не обещала, не отказала бы. Зак опять залобызал её и обратился к народу:

— Ликуйте, люди! Поджигатель уничтожен!

— Там горит главная лесопилка города, пока вы тут развлекаетесь, олухи! — На мистерию ворвался человек в форме верхом на единороге. И все ринулись тушить пожар, в котором, на всеобщее счастье, обошлось без жертв и даже без пострадавших.