– К сожалению, нет.
– Сейчас мы перевозим в основном зерно и соевое масло. Плюс предметы первой необходимости для наших парней и девчат, работающих в Судане. Мотаемся, знаете ли, взад-вперед. Устроит вас такой вариант?
– Более чем.
– Не возражаете против того, чтобы посидеть час-другой на полу джипа под стопкой одеял?
– Абсолютно.
– Тогда по рукам, мистер Аткинсон.
И в дальнейшем Маккензи неукоснительно следует этой легенде. В самолете, как и любому другому журналисту, описывает подробности самой дорогой операции по ликвидации голода, когда-либо проводившейся в истории человечества. Информация поступает порциями, часть ее теряется в шуме двигателей.
– В Южном Судане есть люди, которые питаются нормально, питаются удовлетворительно, питаются плохо, и те, кому вообще нечего есть. Задача Локи – максимально точно распределить людей по соответствующим категориям. Каждая метрическая тонна, перевозимая нами, обходится ООН в тысячу триста долларов США. В гражданских войнах богатые умирают первыми. Потому что, если у них украдут скот, они не могут приспособиться к жизни. Для бедняков практически ничего не меняется. Люди выживают, лишь когда земля достаточно безопасна для того, чтобы на ней что-то выращивать. К сожалению, безопасных земель здесь немного. Я не очень спешу? Вы поспеваете за ходом моих мыслей?
– Да, конечно, благодарю вас.
– Поэтому в Локи приходится накапливать запасы продовольствия и заранее определять, где и когда может возникнуть голод. Сейчас мы как раз находимся в начале очередного периода активных поставок продовольствия. Но момент надо выбирать точно. Если поставки совпадут с жатвой, мы погубим остатки местной экономики. Если чуть припоздниться – они уже умирают от голода. Между прочим, воздушный путь – единственный. Если отправлять продовольствие по земле, его крадут, очень часто сами водители.
– Да. Я понимаю. Конечно.
– Ничего не хотите записать?
«Если вы журналист, то и изображайте оного», – так следует понимать последний вопрос Маккензи. Джастин раскрывает блокнот, а лекцию продолжает Эдзард. Он касается опасности полетов, которые они выполняют…
– Продовольственные пункты делятся на четыре группы, мистер Аткинсон. Четвертая – доставка туда невозможна. Третья – повышенной опасности. Вторая
– умеренной опасности. Первой группы, где опасность нулевая, в Южном Судане нет. Понятно?
– Понятно. Разумеется. Слово вновь берет Маккензи.
– По прибытии принимающая сторона по радио сообщает, в какой группе они находятся. Если возникнет чрезвычайная ситуация, делайте все, что он вам скажет. Лагерь, в который мы сегодня летим, находится на территории, контролируемой генералом Гарангом, который выдал утерянную вами визу. Но эта территория подвергается регулярным нападениям как с севера, так и с юга, где хозяйничают враждующие с Гарангом племена. Не думайте, что мы сталкиваемся с простым противостоянием юг-север. Отношения племен меняются в одночасье, и они воюют как между собой, так и с мусульманами севера. Успеваете записывать?
– Естественно.
– Судан – страна, созданная фантазией колониального картографа. На юге – зеленые поля, нефть и христиане-анимисты. На севере – пустыня, песок и банды мусульман-экстремистов, стремящиеся заставить всех жить по законам шариата. Знаете, что это такое?
– Более-менее, – ответил Джастин, который в прошлой жизни написал на сей счет не один десяток отчетов.
– В результате у нас есть все необходимые условия для обеспечения постоянного голода. Недоработки засухи устраняют гражданские войны и наоборот. Но законное правительство по-прежнему находится в Хартуме. Поэтому, какую бы помощь ООН ни оказывала югу, Хартум обязательно имеет свою долю. Отсюда, мистер Аткинсон, и уникальный треугольник из ООН, хартумского правительства и мятежников, которых это самое правительство изо всех сил старается сжить со света. Улавливаете мою мысль?
– Вы летите в Лагерь-семь! – кричит ему в ухо Джейми, белая зимбабвийка, рупором сложив ладони у рта. Джастин кивает.
– Сейчас Седьмой – опасная зона! Моя подруга удирала оттуда две недели тому назад. Одиннадцать часов шла по болотам, потом еще шесть без штанов ждала самолета!
– Что случилось с ее штанами? – кричит в ответ Джастин.
– Там приходится их снимать! И мальчикам, и девочкам! Ужасно натирают кожу! Мокрые, горячие, дымящиеся штаны. Оставаться в них – хуже пытки! – Она делает паузу, отдыхает, потом вновь подносит руки ко рту. – Если увидите, что скот выгоняют из деревни, – бегите. Если вслед за скотом уходят женщины – бегите быстрее. Один наш парень бежал четырнадцать часов кряду без воды. Похудел на восемь фунтов. За ним гнался Карабино.
– Карабино?
– Карабино был хорошим, пока не присоединился к северянам. Теперь извинился и вновь вернулся к нам. Все очень довольны. Никто не спрашивает, где он был. Вы летите туда впервые?
Джастин опять кивает.
– Послушайте, по большому счету, опасаться нечего. Не волнуйтесь. И Брандт – это голова.
– Кто такой Брандт?
– Координатор распределения продовольствия в Лагере-семь. Все его любят. Совсем ку-ку. Большой божий человек.
– Как он туда попал? Она пожимает плечами.
– Называет себя бездомным дворнягой, как и мы все. Там ни у кого нет прошлого. Это прописная истина.
– Давно он в Лагере-семь? – кричит Джастин. Джейми слышит его только со второй попытки.
– Кажется, шесть месяцев! Шесть месяцев в полевых условиях без перерыва – это целая жизнь, поверьте мне! Не приезжал в Локи даже на два дня, чтобы отдохнуть и развеяться! – Утомленная криком, она падает на мешки.
Джастин расстегивает ремень безопасности, подходит к иллюминатору. «Это путь, который ты проделала. Это треп, который ты выслушивала. Это то, что ты видела». Под ним лежит изумрудное нильское болото, подернутое дымкой горячего воздуха, разорванное черными зигзагами открытой воды. На холмах в загонах теснится скот.