— Все журналисты — дерьмо, — уверенно заявил Пеллегрин, продолжая изучать меню. — Знаешь, что я собираюсь как-нибудь сделать? Поставить их на наше место. Нанять частных детективов, застукать редакторов «Грониад» или «Скруз оф те уорлд», когда те встречаются со своими любовницами. Сфотографировать их детей, когда те идут в школу. Спросить у жен, какие эти ребята в постели. Показать говнюкам, каково приходится тем, о ком они пишут. Тебе не хочется взять пулемет и перестрелять многих из них?
— Пожалуй, нет.
— Мне тоже. Безграмотная банда лицемеров. Филе сельди вполне пристойное. От копченого угря у меня пучит живот. Морской язык в тесте очень хорош, если ты любишь морской язык. Если хочешь без теста, его поджарят тебе на рашпере, — он уже что-то писал на разлинованном листочке, по верху которого тянулась надпись «Сэр Бернард П.», большими буквами. Левую колонку занимали названия блюд, правую — квадратики для галочек. Пустое место внизу предназначалось для подписи члена клуба.
— От морского языка не откажусь. Пеллегрин никогда не слушает, вспомнил Джастин. Поэтому у него репутация блестящего переговорщика.
— На рашпере?
— В тесте.
— Лендсбюри в форме?
— Самой боевой.
— Сказала тебе, что она — бисквит «мадера»?
— Боюсь, что да.
— Ей хочется, чтобы о ней так думали. Говорила с тобой о будущем?
— У меня травма, и я в бессрочном отпуске по болезни.
— Креветки пойдут?
— Думаю, я предпочту авокадо, спасибо, — ответил Джастин, наблюдая, как Пеллегрин ставит две галочки напротив «коктейля» из креветок [45].
— Довожу до твоего сведения, что формально в наши дни Форин-оффис не одобряет спиртного за ленчем, — тут Пеллегрин удивил Джастина широкой улыбкой. А потом второй, на случай, если Джастин не понял, о чем говорила первая. И Джастин вспомнил, что улыбки Пеллегрина всегда одинаковые, по раскрытию губ, продолжительности, теплоте. — Однако тебе пришлось многое пережить, а мой долг — хоть немного отвлечь тебя от тяжелых воспоминаний. Тут вполне пристойное мерсо. Не возражаешь? — Его серебряный карандашик без ошибки нашел нужный квадратик. — С тебя, между прочим, сняты все подозрения. Ты чист. Поздравляю, — Пеллегрин вырвал листок из блокнота и придавил солонкой, чтобы его не унесло ветром.
— Какие подозрения?
— В убийстве, какие же еще? Ты не убивал Тессу или ее водителя, ты не нанимал киллеров в притоне греха, и ты не подвесил Блюма за яйца на чердаке своего дома. Ты можешь покинуть зал суда без единого пятнышка на твоей репутации. Благодари полицию. — Листок с заказом, прижатый солонкой, исчез. Должно быть, его взял официант, но Джастин не заметил, как тот подходил к столу. — Что ты выращивал в своем саду? Обещал Селли, что спрошу, — речь шла о Селине, сокращенно Селли, жене Пеллегрина, ослепительной красавице. — Экзотические растения? Суккуленты? К сожалению, это не по моей части.
— Да, в общем, все, — услышал Джастин свой голос. — В Кении удивительно мягкий климат. Я не знал, что на моей репутации было пятно, Бернард. Версию такую я слышал, признаюсь. Но она была притянута за уши.
— Они предложили много версий, бедняжки. И, откровенно говоря, бросили тень на куда более высокопоставленных людей, чем ты. Тебе надо как-нибудь приехать в Дорчестер. Переговорю с Селли. На весь уик-энд. В теннис играешь?
— К сожалению, нет.
«Они предложили много версий, — повторил он про себя. — Бедняжки». Пеллегрин говорит о Робе и Лесли в той же манере, что Лендсбюри говорила о Портере Коулридже. Эта жаба Том Как-его-там получит пост посла в Белграде, тем временем рассказывал Бернард, и лишь потому, что министра тошнит от одного вида его физиономии. А кого не тошнит? Дик Какой-то скоро станет рыцарем, и тогда, при удаче, его удастся спровадить в министерство финансов. Господи, помоги национальной экономике, шутка, но ведь старина Дик последние пять лет лижет задницу новым лейбористам. А в остальном все как обычно. В Оффис продолжают приходить честолюбцы из Кройдона, которые говорят с акцентом и носят пуловеры «фер-айл» [46], их Джастин наверняка видел до отъезда в Африку. Еще десять лет, и Никого Из Нас не останется. Официант принес два «коктейля» с креветками.
— Но они еще молодые, не так ли? — в голосе Пеллегрина слышалось желание простить.
— Новые сотрудники? Разумеется.
— Полицейские, которых послали в Найроби. Молодые и голодные, благослови их господь. И мы когда-то были такими же.
— Я подумал, что они очень умны. Пеллегрин нахмурился, пережевывая креветку.
— Дэвид Куэйл — твой родственник?
— Племянник.
— Мы подписали с ним контракт на прошлой неделе. Ему только двадцать один, но как иначе нам в эти дни перебить Сити? Моего крестника намедни взяли в «Барклиз» [47]. Положили жалованье в сорок пять тысяч плюс всякие льготы. А у него еще молоко на губах не обсохло.
— Я рад за Дэвида. Не знал.
— Странный для Гридли выбор, откровенно говоря, послать такую женщину в Африку. Френк знаком с дипломатической работой. Знает обстановку. Кто там отнесется серьезно к женщине-полицейскому? Уж конечно, не приближенные Мои.
— Гридли? — переспросил Джастин, его голова очистилась от тумана. — Френк Артур Гридли? Тот самый, который отвечал за безопасность дипломатов?
— Тот самый, да поможет нам бог.
— Но он же абсолютный ноль. Мы имели с ним дело, когда я работал в службе протокола, — Джастин услышал, что его голос превысил принятый в клубе шумовой фон, и сбавил тон.
— Выше шеи — сплошное дерево, — радостно согласился Пеллегрин.
— Как же вышло, что именно ему поручили расследовать убийство Тессы?
— В его ведении тяжкие преступления. Специализируется на тех, что совершены в других странах. Ты же знаешь, какие у нас полицейские. — Пеллегрин отправил в рот креветку, откусил кусок хлеба с маслом.
— Я знаю, какой у нас Гридли.
Прожевав, Пеллегрин продолжил свою мысль:
— Двое молодых полицейских, из них одна женщина. Другой думает, что он — Робин Гуд. А тут громкое дело. Весь мир смотрит на них. Им понравилось быть в центре внимания, — он поправил салфетку. — Вот они и начали выдумывать версии. Только хорошей версией и можно произвести впечатление на необразованного начальника. — Он запил еду, промакнул рот уголком салфетки. — Наемные убийцы — продажные африканские правительства — транснациональные конгломераты — сказка за сказкой! Если б им повезло, могли бы даже получить роль в кино!
— Какой транснациональный конгломерат они имели в виду? — спросил Джастин, стараясь позабыть об отвратительной идее, только что высказанной Пеллегрином: фильме о смерти Тессы.
Пеллегрин встретился с ним взглядом, на мгновение задумался, улыбнулся, вновь улыбнулся.
— Образное выражение, — пояснил он. — Не надо воспринимать буквально. Эти молодые копперы [48] с самого начала смотрели не туда. — Он замолчал. Подошедший официант вновь наполнял их бокалы. — Отвратительно, конечно. Просто отвратительно. Это не тебе, Мэттью, старина… — последнее относилось к официанту, в тоне Пеллегрина чувствовалось благорасположение к этническим меньшинствам. — И не членам клуба, чему я крайне рад. — Официант ретировался. — Поверишь ли, они даже пытались повесить убийство на Сэнди. По одной из их версий, он влюбился в Тессу и из ревности «заказал» и ее, и Блюма. Когда из этого ничего не вышло, они переключились на заговор. Наипростейший вариант. Надергать фактов, смешать их в кучу, добавить сплетен, слухов и в итоге получить потрясающую историю. Насчет того, чем занималась Тесса. Уж извини, что говорю об этом. Ты и сам все знаешь.
Джастин тупо покачал головой. «Я ничего этого не слышу. Я все еще в самолете, и это дурной сон».