Но пресса держала за пазухой куда более тяжелый камень. Даже Глория, при всем ее пессимизме, и представить себе не могла, что их еще ждет.
Среди десятка или около того диссидентских информационных листков, которые так или иначе попадали в посольство, на цветной бумаге, в одну страницу, подписанные исключительно вымышленными фамилиями, отпечатанные «на коленке», один демонстрировал удивительную способность к выживанию. Назывался он, без лишней скромности, «КОРРУМПИРОВАННАЯ АФРИКА», и его политика, если у подобного издания могла быть политика, заключалась в изобличении всех и вся, независимо от цвета кожи, должности и последствий. Листок этот сообщал не только о преступлениях министров и бюрократов администрации Мои, но и рассказывал о «взяточничестве, воровстве и свинском образе жизни» чиновников международных организаций, ведающих гуманитарной помощью.
Но в этом выпуске информационного листка под номером 64 ни о коррупции, ни о «свинском образе жизни» не было сказано ни слова. Отпечатали листок на шокирующе-розовой бумаге размером в квадратный ярд. Сложенный в несколько раз, он легко умещался в кармане пиджака. Широкая черная полоса по периметру выпуска 64 указывала на то, что анонимные издатели пребывали в трауре. Заголовок содержал одно слово «ТЕССА», набранное черными буквами высотой в три дюйма, и один экземпляр этого выпуска в субботу, во второй половине дня, принес Вудроу не кто иной, как болезненного вида, едва передвигающий ноги, очкастый, усатый, высоченный (шесть футов и шесть дюймов) Тим Донохью собственной персоной. Когда зазвонили во входную дверь, Вудроу в саду играл с мальчиками в крикет. Глория, которая обычно ловила мяч за калиткой, на этот раз лежала в спальне с головной болью. Вудроу через дом прошел к двери и, подозревая, что заявился кто-то из журналистов, посмотрел в глазок. На пороге стоял Донохью, с глупой улыбкой на длинном грустном лице, размахивая, как показалось Вудроу, розовой салфеткой.
— Чертовски сожалею, что пришлось побеспокоить тебя, старина. Священная суббота и все такое. Но, похоже, грянул гром.
Не скрывая неудовольствия, Вудроу пригласил его в гостиную. Что привело сюда этого типа? Что ему от него надо? Вудроу всегда недолюбливал «друзей», как звали шпионов в Форин-оффис. Донохью не мог похвастаться ни внешним лоском, ни лингвистическими способностями, ни обаянием. Целыми днями он играл в гольф в «Мутайга-клаб» с толстяками-бизнесменами, вечера отдавал бриджу. Однако жил припеваючи, с четырьмя слугами и увядшей красоткой Мод, по виду такой же больной, как он сам. Работа в Найроби была для него синекурой? Прощальным подарком в финале блистательной карьеры? Вудроу слышал, что у «друзей» такое практикуется. Сам Вудроу полагал, что Донохью — балласт. Впрочем, всех шпионов он считал паразитами, которым нет места в современном обществе.
— Одного из моих парней занесло сегодня на рынок. Там двое мальчишек бесплатно раздавали эту газету, вот он и решил взять экземпляр.
Первую страницу занимали три некролога, написанные тремя различными африканками. В типично афро-английской манере. Чуть-чуть проповеди, чуть-чуть демагогии, а в основном — эмоции. Тесса, заявляла каждая, пусть и по-своему, совершила подвиг. С ее богатством, происхождением, образованием, внешностью она могла бы танцевать и развлекаться с самыми отвратительными представителями белой верхушки Кении. Вместо этого она выступила против них. Подняла мятеж против своего класса, своей расы, всего того, что, как она считала, связывало ее по рукам и ногам: цвета кожи, предвзятого мнения высшего света, к которому она принадлежала, ограничений, которые налагало на нее наличие мужа-дипломата.
— Как держится Джастин? — спросил Донохью, пока Вудроу читал.
— Спасибо, неплохо.
— Я слышал, он на днях заезжал в свой дом.
— Ты хочешь, чтобы я прочитал это, или нет?
— Должен сказать, ловко ты все проделал, старина, учитывая всех этих рептилий. Тебе следует присоединиться к нам. Он здесь?
— Да, но не принимает.
Если Африка стала приемной страной Тессы Куэйл, читал Вудроу, то африканские женщины — ее обретенной религией.
«Тесса боролась за нас, где бы ни находилось поле битвы, какие бы ни противостояли ей табу. Она боролась за нас на приемах с шампанским, на званых обедах, на всех закрытых для простых смертных вечеринках, куда ее приглашали, и везде говорила об одном и том же. Только эмансипация африканских женщин может спасти нас от ошибок и продажности наших мужчин. И, обнаружив, что забеременела, Тесса настояла на том, чтобы родить своего африканского ребенка среди африканских женщин, которых любила».