Во втором разделе японский военный атташе рассматривал «Первоочередные вопросы, связанные с проведением войны с Советским Союзом». Здесь Сталин цифрой 3 обозначил следующий подчёркнутый им абзац: «Вполне возможно, что, несмотря на нашу стратегию сокрушения и стремление к быстрой развязке, в силу различных условий, нам нельзя будет проводить войну в полном соответствии с намеченным планом действий. Возникает чрезвычайной важности вопрос о конечном моменте наших военных операций. Разумеется, нам нужно будет осуществить продвижение до Байкальского озера. Что же касается дальнейшего наступления на Запад, то это должно быть решено в зависимости от общей обстановки, которая создастся к тому времени, и в особенности в зависимости от состояния государств, которые выступят с Запада. В том случае, если мы остановимся на забайкальской железнодорожной линии, Япония должна будет включить оккупированный Дальневосточный край полностью в состав владений империи. На этой территории наши войска должны расположиться в порядке военных поселений, то есть на долгие времена. Мы должны быть готовы к тому, чтобы, осуществив эту оккупацию, иметь возможность выжидать дальнейшего развития событий»[68].
Отметил Сталин также абзац и в разделе «Стратегическая пропаганда»: «Ввиду того, что Японии будет трудно нанести смертельный удар Советскому Союзу путём войны на советском Дальнем Востоке, одним из главнейших моментов нашей войны должна быть стратегическая пропаганда, путём которой нам нужно будет вовлечь западных соседей и другие государства в войну с СССР и вызвать распад внутри СССР путём использования белых группировок внутри и вне Союза, инородцев и всех антисоветских элементов. Нынешнее состояние СССР весьма благоприятно для проведения этих комбинаций».
На сопроводительном письме значится резолюция Сталина: «Из рук в руки. Членам ПБ (каждому отдельно) с обязательством вернуть в ПБ. Ст.». И рядом под словом «Читал» подписи Ворошилова, Молотова, Куйбышева и Ягоды. Отмеченное Сталиным в резюме беседы посла Хироты и докладе военного атташе Касахары составило документальную основу статьи «Советский Союз и Япония», опубликованной в «Известиях» 4 марта 1932 г. Не вызывает сомнений, что статья в «Известиях» появилась по решению Политбюро[69].
«Содержание этих документов, — говорилось в комментарии, — быть может, и можно рассматривать как изложение личного мнения их авторов. Но эти авторы агрессивных планов являются слишком ответственными людьми, чтобы даже их личное мнение не имело серьёзного политического веса и не побуждало относиться с необходимой бдительностью и внимательностью к происходящему у наших дальневосточных границ… Тщательный анализ этих фактов… показывает, что положение, перед которым стоит на Дальнем Востоке Советский Союз, обязывает его к укреплению своей обороноспособности, к защите неприкосновенности его границ, в частности, путем соответствующего усиления военных гарнизонов…»[70].
Публикация, в которой ссылались не на японских авторов, выражавших собственное мнение, а на документы, появилась в советской печати впервые.
Касахара сразу понял, на основе каких документов подготовлена статья. 7 апреля он отправил начальнику разведуправления генштаба Японии телеграмму за № 21, в которой сообщил: «Имеются основания подозревать, что посылаемые от Вас почтой секретные документы перлюстрируются в пути. Прошу Вас сугубо секретные документы пересылать другим способом»[71]. Осталось неизвестным, каким образом Особый отдел получил фотокопии доклада, от своей агентуры в японском посольстве или от вскрытия дипломатической вализы в экспрессе «Москва — Владивосток».
Весной 1932 г. Касахара был переведён в генеральный штаб армии, где он занимал пост начальника русского отделения второго (разведывательного) отдела. 15 июля 1932 г. Касахара, вскоре после этого назначения, послал шифртелеграмму (перехваченную и расшифрованную) военному атташе в Москве Кавабэ Торасиро: «…подготовка (армии и флота) завершена. В целях укрепления Маньчжурии война против России необходима для Японии». Во время перекрёстного допроса на Токийском трибунале свидетель Касахара пояснил, что в генштабе «между начальником отдела и отделений существовала договоренность о том, что подготовка к войне с Россией должна быть завершена к 1934 году»[72].