Фактическая граница между МНР и Маньчжоу-Го патрулировалась небольшими монгольскими погранзаставами, находившимися на расстоянии 40–60 км одна от другой, а регулярные советские войска были в нескольких сотнях километров от этой границы.
«С января 1939 г. японские войска начали периодически нарушать границу МНР. В середине апреля того же года в этот район был направлен специальный японский военно-топографический отряд, который произвел съемку местности для подготовки к боевым действиям. Начались также рейды через границу отрядов маньчжурской конницы из выдвинутого сюда полка народности барга, проживавшей на северо-востоке Маньчжоу-Го. В связи с этим для охраны линии границы в 20 км восточнее р. Халхин-Гол были направлены пограничники МНР. Против них с начала мая возобновились рейды баргутов»[63].
11 мая отряд японских солдат из состава 23-й пехотной дивизии Квантунской армии атаковал монгольскую пограничную заставу на высоте Номон-Хан-Бурд-Обо. С подходом к границе подкрепления японцы были оттеснены на исходный рубеж. 14 мая японцы атаковали 7-ю пограничную заставу МНР и занял высоту Дунгур-Обо. 15 мая к занятой высоте японцами были переброшены подкрепления.
О происходивших событиях Москва узнала из иностранной прессы и 15 мая потребовала от штаба корпуса сообщить, какие «имеются данные по существу этого вопроса, насколько достоверны сведения иностранной прессы», которая «уже в течение двух дней» помещала сведения о том, что на реке Халха между японскими и монгольскими войсками происходят боевые действия[64]. Был ли известен руководству корпуса этот факт или же о нем знали, но должным образом не реагировали и в Москву об этом не докладывали? Сказать трудно.
В своем докладе народному комиссару обороны СССР «О провокациях на границе», отосланном из Улан-Батора только 16 мая 1939 г., после окрика из Москвы, командир 57-го особого корпуса Н.В. Фекленко сообщил, что первое нарушение границы МНР «японо-баргутским подразделением численностью до 40 человек с минометом и ручными пулеметами» произошло 11 мая, о чем он, Фекленко, впервые узнал из сообщения штаба МНРА лишь 14 мая. В том же докладе Фекленко впервые сообщил и, в частности, о том, что 15 мая штаб МНРА информировал о нарушении и обстреле границы МНР двумя японскими самолетами 14 мая, а также и о том, что 15 мая пять японских бомбардировщиков подвергли бомбардировке и интенсивному пулеметному обстрелу пограничную заставу МНР, убив двоих и ранив 19 человек»[65].
Авторы пятитомной «Истории войны на Тихом океане» дают свою версию возникновения конфликта. «События в районе реки Халхин-гол начались с того, что 12 мая отряд кавалерии монгольской армии в количестве 700 человек переправился через реку Халхин-гол. Японская армия признала такие действия нарушением границы и на основании вышеупомянутой инструкции атаковала этот отряд. В ответ на это монгольская армия направила в район боев новые силы и перешла в контратаку. В результате столкновение приобрело более широкий размах. Работники оперативного отдела штаба Квантунской армии Хаттори Такусиро и Цудзи Масанобу, считая этот инцидент попыткой Советского Союза повлиять на ход японских военных операций в Китае, решительно настаивали на немедленном уничтожении войск противника, возражая против мнения о необходимости более предусмотрительной политики с учетом происходивших в то время в Токио японо-английских переговоров. Исходя из того, что в отличие от ситуации, сложившейся во время событий в районе высоты Заозерной, на китайском фронте наступил сравнительно спокойный период, Генеральный штаб активно не вмешивался в инцидент, предоставив Квантунской армии “принять соответствующие меры”. В результате проведенной Квантунской армией бомбардировки Тамцаг-Булака и других тыловых баз монгольской армии Советский Союз в соответствии с договором о взаимопомощи, заключенным с МНР, выступил на стороне монгольских войск. Таким образом, масштабы боев неожиданно расширились. Генеральный штаб взял курс на локализацию конфликта, но в то же время не оставлял мысли о разрешении инцидента путем решительного наступления японской армии. В данном случае Генеральный штаб разрабатывал планы с учетом слабых коммуникаций у советско-монгольских войск, ибо конечный пункт железной дороги у японо-маньчжурской стороны был рядом, тогда как у советско-монгольской стороны он был отдален от района военных действий расстоянием в 150 миль, что, несомненно, ограничивало возможности советско-монгольской армии»[66].