Лихие люди избегали эти места, опасаясь стражников, а путники часто устраивали здесь привал. Место было тихое и живописное. Неподалеку протекал ручей, росли раскидистые дубы и белоствольные березы. Предприимчивые лондейлцы не упустили возможности и построили под охраной сторожки два трактира и один постоялый двор.
Пришла война. Трактиры и постоялый двор сожгли графские уланы, сменившие стражников. Чиновник, для которого больше не было работы, вернулся в город. По тракту вместо купцов и путников нескончаемым потоком шли беженцы. Суровые усатые уланы перегородили дорогу к городу и отправляли всех беженцев в созданный по графскому приказу лагерь на южном берегу Ливра. Там беженцев снабжали скудными припасами, крепких мужчин забирали в Лондейл для проведения фортификационных работ, а женщин и детей переправляли дальше.
В сторожке постоянно находился десяток улан с сержантом. Оставшиеся два десятка, разбившись на пятерки, день и ночь патрулировали окрестности, отлавливая дезертиров и наблюдая за дальними эльфийскими дозорами.
В этот день небо подернулось тучами. Воздух налился зноем и духотой, приближалась гроза. По северному тракту по направлению к заставе, с трудом жителей в потрепанных рясах с глубокими капюшонами.
Откуда идете, люди божьи? — окликнул их уланский капрал.
Из Гросбери, сын божий, — ответил ему один из священников, отбрасывая на спину изорванный капюшон.
Перед капралом предстал иссохший от времени старик с усталыми блеклыми глазами. Капрал снял с пояса фляжку и подал ее старику:
— На, божий человек, глотни. Здесь всего лишь вода, но жажду она утоляет.
Старик сначала передал фляжку своему спутнику и лишь после того, как тот утолил жажду, прочитал короткую молитву, возблагодарил Всевышнего и приложился к фляжке, с явным удовольствием глотая холодную ключевую воду.
Что там, в Гросбери? — спросил капрал, принимая из его рук флягу и вешая ее обратно на пояс.
Смерть и боль, — ответил старый священник. — Больше там ничего не осталось. Это место отныне не для людей. В старом замке поселился новый хозяин — эльфийский рыцарь, произведенный своим герцогом в бароны. Его лучники перебили всех, от кого, по их мнению, больше не будет пользы. Гномы забрали себе остальных в качестве рабов для своих проклятых рудников… — Голос священника сорвался, он сокрушенно махнул рукой и замолчал.
Ладно, божий человек, — постарался успокоить его капрал. — Не рви душу, придет время — мы с ними за все сочтемся. А сейчас поворачивайте налево, перейдете мост, увидите лагерь. Там вас накормят, напоят, опять-таки братьев своих встретите.
Нам не нужно в лагерь, нам нужно в Лондейл, — вмешался второй священник звонким и молодым голосом.
В Лондейле вам делать нечего, — нахмурился капрал. — Все беженцы должны идти в лагерь — приказ графа.
Нам нужно в Лондейл, — упрямо повторил молодой священник.
С чего это вдруг? — угрюмо спросил рослый худой сержант. Услышав разговор, он вышел из сторожки и остановился на пороге.
Старый священник побледнел, а молодой продолжал упрямо настаивать на своем:
Нам нужно в Лондейл, у нас дело к графу Ульрику.
Ух ты! — восхитился сержант. — А почему уж тогда сразу не к королю?
Карл здесь? — удивленно вскинулся молодой священник, по-прежнему продолжая скрывать свое лицо под капюшоном.
Не Карл, а его величество Карл Четвертый, — поправил его капрал.
Хорошо, как скажете. — Молодой священник нетерпеливо тряхнул капюшоном и повторил вопрос: — Так что, Карл Четвертый здесь?
Уланы переглянулись, капрал многозначительно положил ладонь на боевой топор, однако молодой священник никак на это не отреагировал, сержант же подозрительно прищурился, но все же ответил:
— Его величество Карл Четвертый умер.
Священники вздрогнули, старик, вскинув глаза к небу, зашептал молитву, а молодой воскликнул:
— Но кто же тогда на троне?! Неужели Георг?!
— Что-то ты уж больно дерзок, божий человек, — не выдержал наконец сержант. — Покажи лицо, парень, хочу посмотреть, что ты за птица.
Священники в нерешительности замерли, тогда капрал вытащил боевой топор и угрожающе крутанул его в руке, в опасной близости от потрепанного монашеского капюшона. Старый священник испуганно вздрогнул и сделал движение вперед, словно стараясь прикрыть своего молодого собрата. Но тот остановил его, успокаивающе подняв руку:
— Не надо, лан Литард. Мы среди своих.
Горделиво выпрямившись, священник откинул
капюшон на спину. Перед уланами предстало точеное, изящное лицо с лучистыми синими глазами. Священник тряхнул головой, и на плечи упали длинные волнистые волосы, черные как вороньи перья.
— Баба!.. — ахнул кто-то из улан.
Надо же, баба. Точно, баба! — загомонили остальные.
Цыц! — одернул солдат капрал. Он был удивлен не меньше их, но виду не подал: — Вы что, оглоеды, бабу никогда не видели?
Уланы пристыжено замолчали. Сержант подошел к девушке в монашеском обличье вплотную и, смерив ее взглядом, задумчиво произнес:
— Где-то я тебя видел… Кто такая?
Девушка молча вытащила из-под рясы висевший на крепкой цепочке золотой перстень с выгравированным на нем гербом. Глаза сержанта расширились, в них что-то промелькнуло, он сделал шаг назад и почтительно поклонился:
— Ваша милость.
Уланы удивленно застыли, не понимая, что происходит, капрал на всякий случай поудобнее перехватил топор.
Ты знаешь, кто я? — спросила девушка.
Я имел честь знать вашего отца, ваша милость, и мне случалось видеть подле него вас. Надеюсь, барон здоров?
Лицо девушки потемнело от нахлынувших воспоминаний, четко очерченные губы дрогнули: