В последующем каждый из них делает вид, что ничего не произошло. Они продолжают беседовать на отвлеченные темы по остаткам ночей, когда милая Аврора уже спит в своей кровати, а утро еще не вступило в свои права полностью. Но однажды, во время своего очередного пребывания на Болотах, прекрасная девушка интересуется больной для Малефисенты темой. Она с наивным лицом спрашивает о крыльях, не догадываясь, какой болью отдаются её слова в сердце и в спине. Малефисента, с тоской глядя перед собой, набирается сил для гордого ответа.
— Служили мне верой и правдой, — произносит она, а сама думает совсем не о тех крыльях, что были украдены жалким и обезумевшим Стефаном, а о совершенно других, которые не поднимали ее в небеса, не боролись с ветрами и уж точно не позволяли ей созерцать красоту собственного дома. Опомнившись, добавляет что-то про ветра и облака, чтобы Аврора правильно её поняла (хотя иначе быть здесь и не может), но сама задумывается об имени на правом запястье, выведенном небрежно, словно наспех, и улыбается.
А время продолжает свой ход, и Малефисента с Диавалем с ужасом ожидают наступления шестнадцатого дня рождения Авроры. Лучиком света и надежды для Диаваля становится появление принца Филиппа. Он знает, что на одном из запястий милой Авроры как раз написано аккуратным почерком имя принца. Какие имена у Филиппа, он не может сказать с уверенностью, но догадывается, что на одной руке можно обнаружить имя их любимицы. Малефисента его настрой не одобряет.
Между ними же всё остается по-прежнему до очередной особенной ночи, когда Малефисента делится своими переживаниями, неожиданно для Диаваля кладя голову ему на плечо.
— Я боюсь, что он тщеславен и жаден до власти, как и все люди. Боюсь, что он причинит вред Авроре.
Он замирает, не зная, что ему разрешено делать, а посему сидит каменным изваянием. Его сердце бьётся быстро-быстро и громко-громко, что аж в ушах отдает, и он начинает бояться, что оно вот-вот его выдаст. Но проходит минута, за ней другая, после — третья.
Голова Малефисенты продолжает покоится у него на плече.
Искоса глянув на неё, он замечает, что лицо госпожи приобрело блаженное и безмятежное выражение, а ее глаза с интересом разглядывают редеющие звезды и восходящее где-то там, далеко на горизонте, солнце. Спустя еще несколько томительных минут ожидания того, что вот сейчас она поднимет голову, вздрогнув, и уйдет, скомкано извинившись, Диаваль всё-таки смелеет и аккуратным и медленным движением руки приобнимает Малефисенту, ближе прижимая её к себе, и позволяет себе расслабиться, растянув губы в безмятежной улыбке.
— Понимаю. Но не лучше ли предоставить ей выбор? — спрашивает он, нарушая едва успевшее воцариться молчание. Малефисента пожимает плечом, что выглядит довольно двояко в их положении, потому что Диавалю кажется, что она лишь сильнее прижимается к нему.
Они наблюдают, как широкое солнце медленно, словно не хотя, выползает на небо, прогоняя с него тусклые звезды и безликую луну. Оно всё ярче окрашивает небосвод. Вот уже появились сначала лиловые, ярко-алые и ядовито-оранжевые краски, а за ними — персиковые, пастельно-желтые и бежевые оттенки. Совсем скоро и они исчезнут, оставив за собой лишь приковывающую взгляды, девственно чистую, но такую недоступную для феи голубизну.
— Диаваль
— Умх?
— Пообещай, что продолжишь служить мне верой и правдой несмотря ни на что.
Ему хочется посмотреть своими удивленными глазами на Малефисенту. К чему эти вопросы? Неужели ей всё ещё нужны подтверждения? Но он понимает, что это лишь желание убедиться, что если вдруг проклятье не спадет, и она начнет себя ненавидеть, он не ослушается её приказа и не оставит её в одиночестве.
— Обещаю.
Малефисента кладет руку ему на грудь, когда для всей округи наступает светлое утро. Её веки тяжелеют, и она прикрывает глаза, но через несколько минут борьбы окончательно закрывает их. Дыхание ее выравнивается. Спустя еще некоторое время Диаваль с удивлением замечает, что Малефисента уснула. Не зная, как в таких ситуациях принято поступать, он остается сторожить ее чуткий сон, так и не смыкая глаз.
Весь день после пробуждения Малефисенте не дает покоя то, что она заснула в объятьях Диаваля. После того, как Стефан похитил её крылья, она считала, что никогда не сможет ни доверится, ни заснуть в чьих-то объятьях. Почему же она спокойно погрузилась в мир снов рядом с Диавалем? Значит ли это, что он и в правду её судьба? Или она просто вчера так разнежилась в теплых объятьях Диаваля, что не смогла удержаться и заснула? Ей одинаково приятны оба варианта. Потому что она поняла, что будет рада, если её судьбой будет этот ворон (как бы абсурдно это не звучало со стороны). Также Малефисента приняла тот факт, что ей было не просто приятно, но даже понравилось лежать в мягком кольце рук Диаваля. Ей понравилось, с какой нежностью и аккуратностью он обнимал её, с какой любовью смотрел на неё. Словно она всё, что нужно ему в этом мире. Словно без неё нет ему счастья и радости в жизни. Это было потрясающее ощущение, греющее её оттаявшую душу.
Однако времени предаваться нежным воспоминаниям ей не дали. Наступает день шестнадцатилетия милой Авроры. Им приходится со всех ног бежать в замок в надежде спасти свою любимицу.
Поджидающий их в своем убежище Стефан напоминает Малефисенте об ошибках прошлого. Однако его внешний вид оставляет желать лучшего. Осунувшееся лицо, впалые щеки, больные круги под глазами и поседевшие и поредевшие волосы, когда-то давно мягкие на ощупь, сейчас выглядели острыми как иглы. Казалось, что пара шагов, и он упадет замертво.
На короткий миг в Малефисенте пробуждается злорадство (не одна она страдала эти шестнадцать с лишним лет) и жалость к этому существу. Но этот миг прогоняет лязг железной цепи в руках визави и шум ударов щитов об пол. После этого в ней просыпается лишь ужас, страх и ненависть к этому мерзавцу.
Бой, а с ним и война заканчивается их победой. К счастью, они выходят из этой борьбы без тяжких ранений, исключая покалеченные сердца и потревоженные души. Чего не скажешь о Стефане. Но говорить о нём никто не решится ещё долгое время. По крайней мере, пока у власти будет милая Аврора, никто не осмелится обвинить Малефисенту, могущественнейшую из всех фей Вересковых Топей, в смерти алчного тирана Стефана.
Терновая стена пала. И отныне между людьми и волшебным народцем воцарился мир к всеобщей радости. Топкие Болота вновь заиграли всевозможными красками. А их жители продолжили своё жизнеприносящее и радостное существование. Аврора с интересом рассматривала еще невиданных ею жителей вересковых пустошей.
После почтения памяти всех погибших во время войны людей и волшебных существ была назначена дата коронации. К этому дню Топкие Болота расцвели еще больше. Волшебный народец стекался к трону королевы, чтобы своими глазами увидеть первую официально коронованную особу Вересковых Болот.
И вот после опоздания трех пикси, через чур радовавшихся возвращению к своим прежним обличиям и образам жизни, голову милой Авроры венчает корона королевы Вересковых Топей. Волшебные существа радостно аплодируют, снимая шляпы и склоня с почтением головы. Пикси с тоской и одновременно с радостью и нежностью смотрят на повзрослевшую Аврору и вслед за остальными принимаются хлопать, выражая своё признание.
— Вот ваша королева! — провозглашает Малефисента, с гордостью глядя на милую Аврору.
Они незаметно для всех уходят, пока Бальтазар дает обещание служить верой и правдой новой королеве.
Они встают поодаль, на обрыве, чтобы понаблюдать за встречей Авроры и Филиппа. Сейчас они понимающе переглядываются, и Диаваль кладет руку на талию своей будущей невесте, приобнимая ее. Она доверчиво прислоняется головой к его плечу.