— Знаю, — она придвинула стул и села рядом. — Это было так давно, Томас. Все это время я по-своему скучала по тебе.
Он сжал ей руку.
— Как дети?
— Прекрасно. Я привезла фотографии. Отец шлет тебе наилучшие пожелания. Он велел передать, что ты приглашен посидеть с ним на крылечке за чашкой охлажденного чаю в любое время, когда пожелаешь.
— У вас сейчас тепло?
— Вполне.
— Славно. Позови-ка сестру. Пусть снимет эти проклятые бинты. Мы едем сегодня же.
Дженни засмеялась.
— Ты, как всегда, невозможен. Мы с папой задумали собрать всю семью на День Поминовения[25]. С невестками и внуками соберется целая бригада.
— Помнится, и в 1961 вас была целая бригада.
— Теперь ты меня этим не заденешь. Много воды утекло, я стала совсем другой. Сама воспитала шестерых детей, хозяйничаю на лучших во Флориде цитрусовых плантациях, двадцать шесть лет живу бок о бок с отцом. Я ожесточилась.
— Ты так и не вышла замуж, — заметил Томас.
Дженни без сожаления или грусти пожала плечами и улыбнулась.
— Мне всего пятьдесят четыре. Кто знает, может, еще и выйду. — Не сводя с Томаса ласкового взгляда выцветших синих глаз, она спросила: — Так как насчет Для Поминовения? Упрашивать я не собираюсь, но у тебя уже есть правнуки, которых ты никогда не видел, да и внуки нуждаются в тебе.
Глаза его увлажнились.
— Дженни…
— Если ты беспокоишься о дороговизне проезда, то не стоит волноваться.
Томас вскипел:
— Я не собираюсь принимать ничьей благотворительности.
— А свою долю в «Заумнике»?
Томас приподнялся на кровати и смерил сноху недоуменным взглядом.
— Продолжай.
— Когда Софи и Ребекка пустились в свое предприятие, они просили всех и каждого вложить деньги в этот безумный проект. Я дала немного, дети — и ты.
— Я не вложил в эту игру ни цента.
Дженни откашлялась.
— М-м… Помнишь ту китайскую фарфоровую вазу?
— Которую доставили на одном из кораблей Элизы в 1797 году?
— Да, такую уродливую, с разъяренными орлами.
— Орлы были чрезвычайно популярным мотивом в молодой республике.
— Томас, ваза была безобразная.
Его острый взгляд сосредоточился на Дженни.
— Была, говоришь?
— Уверена, что она есть, но уже не у меня. Ведь ты подарил мне ее тогда. Может быть, потому что я считала ее уродливой. Как бы то ни было, я продала ее одной состоятельной даме из Палм-Бич, а вырученные деньги вложила в «Заумника» от твоего имени. Знаю, что ты предпочел бы получить вазу обратно. Если хочешь, я дам тебе адрес той женщины. Может, уломаешь ее. У тебя теперь достаточно денег, чтобы купить десяток таких ваз.
— Нет, мне не нужен десяток. Мне дорога та.
— Так благодари Бога, что не придется сильно тратиться.
— Сколько мне набежало?
Дженни улыбнулась.
— Если ты говоришь о своей доле, лучше спроси об этом Софи.
— Почему не Ребекку?
— Это дело я устроила с Софи. Ребекка с ее блэкберновской правдивостью сообщила бы тебе обо всем, а я этого не хотела. Мне хотелось помочь девочкам, а извлекать выгоду для себя, продавая дорогие тебе вещи, — нет, это не для меня.
Томас улыбнулся, привстал и поцеловал ее в щеку.
— Не знаю, кому звонить в первую очередь: Софи или агенту по доставке билетов.
— Значит, приедешь?
— Полагаю, если не помру в ближайшие две-три недели.
— Дети будут в восторге. Ах, Томас… — Голос ее дрогнул, она поняла, что вот-вот опять расплачется. — Не уверена, что приедет Ребекка, но на нее ты уже вдоволь насмотрелся. Если у нее есть голова на плечах, то она должна поехать в Сан-Франциско. Завтра Джед увезет Май домой. А я положила на него глаз как на будущего зятя еще тридцать лет назад.
— Где сейчас Ребекка?
— Во Франции, — вздохнула Дженни.
К отвращению пуристов[26], что сидели за соседним столиком в кафе-шантане, Ребекка потягивала из высокого стакана охлажденный кофе с молоком и пыталась расшифровать статью в утреннем выпуске «Монд». Наконец она протянула газету сидевшему напротив Жану-Полю Жерару.
— Мой французский меня подвел. Правильно ли я ухватила основное?
Жан-Поль мельком взглянул на заголовок и улыбнулся:
— Вероятно.
За последние десять дней он сильно переменился. Он все-таки лег в больницу, где из его ноги извлекли пулю, но вопреки советам докторов выписался, как только покинул операционную. Весна в Париже всегда похожа на сказку. Опираясь на палку, он водил Ребекку из одного уголка родного города в другой. Она как-то прожила в Париже полгода, но по-настоящему так и не видела его красот.