Но бедная Там, подумала Абигейл. Стало бы лучше ее дочери, если бы Там осталась жива? Стало бы лучше хоть кому-нибудь?
Абигейл хмыкнула. К чему эти бесполезные размышления? Что прошло, того не вернуть.
Она вновь аккуратно сложила газету, спрятала в карман куртки, сделала над собой усилие, надела рукавицы и возвратилась к постылым гераням. Как бы хотелось и ей иметь внуков. Если бы Квентин положил конец дурацкой размолвке с женой и зажил семьей как следует — тогда, может быть, и она не чувствовала бы себя такой беспокойной и неуверенной в будущем. Может быть, ей надо пригласить Джейн на чашку чая и использовать все свое влияние для того, чтобы примирить сына с женой?
Абигейл улыбнулась, представив, как было бы замечательно иметь внуков. Она играла бы с ними на лужайке перед домом на Маунт-Вернон-стрит, как когда-то с сыном и племянником. Она взяла бы их в свой сельский дом на Ривьере, показала бы им, как растут оливы и лимонные деревья, научила бы их собирать полевые цветы. Да, жизнь вновь стала бы прелестной — такой, какой она была тридцать лет назад.
Абигейл решила, что она вела себя глупо. Не о чем беспокоиться. С 1975 года все спокойно. Жан-Поль Жерар больше не причинит горе ни ей, ни тем, кого она любит. Он умер.
Она сама, сама убила его — четырнадцать лет назад в том аду, каким стал тогда город Сайгон.
Глава 5
Жан-Поль Жерар без труда нашел маленький оштукатуренный дом с элементами из красного дерева, что стоял на Рашн-Хилл. Остановившись напротив, на круто взбегающей вверх улице, Жан-Поль любовался безупречно синим небом Сан-Франциско. Прекрасный город. Он прилетел сюда вчера, сразу после того, как прочитал брошенный кем-то за ненадобностью на автобусной остановке номер «Успеха». Прежде чем явиться к месту обитания Джеда Слоана, он разузнал, как у того дела. Ночь Жан-Поль провел на скамейке в парке «Золотые Ворота», на завтрак съел какую-то холодную мерзость, которая до сих пор неприятно бурчала в животе. Жан-Поль поджидал Май Слоан.
По его прикидкам, она должна возвратиться из школы через несколько минут.
Из-за угла появилась стройная девочка и начала вприпрыжку спускаться по улице, размахивая ранцем. Она кипела энергией, а волосы ее блестели на солнце. У Жана-Поля пересохло во рту. Как она похожа на Там.
Увидев незнакомца, девочка замедлила шаг. Он знал, что она сомневается, стоит ли подходить к дому. Уже много лет он производил такое впечатление, но никак не мог к этому привыкнуть. Даже в самых трущобных районах Гонолулу он вызывал у прохожих нервные взгляды. Ему было пятьдесят четыре, а на вид можно было дать все восемьдесят — если судить по совершенно седым волосам и задубевшей от ветра коже, изборожденной глубокими морщинами, следами болезней, паразитов, плохого питания, бессонных ночей, алкоголя и — что хуже всего — следами, оставленными людьми. Правую половину его лица обезобразил шрам, начинающийся у глаза, пересекающий щеку и уходящий под подбородок к шее. С первого взгляда можно было судить, что человек этот сам не знает, для чего живет.
— Май? — позвал он надтреснутым голосом, стараясь произвести не очень угрожающее впечатление. Он не посмел приблизиться к ней и быстро проговорил: — Я был знаком с твоим отцом во Вьетнаме.
Темные глаза девочки заинтересованно загорелись:
— Правда?
— Да. И с твоей матерью тоже.
Услышав это, она подошла ближе, волоча за собой ранец.
— Я не встречалась ни с кем, кто знал бы мою маму. Как вас зовут?
— Джед дома?
— Да, он у себя в студии. Идемте, я провожу.
Взволнованная Май толкнула калитку и повела его по каменистой дорожке, почти затерянной в буйной растительности, на крохотный задний двор, где стоял маленький сарай, превращенный в студию. Постройка, напоминавшая ящик с большими окнами, утопала в пестрых петуниях.
— Папа! — крикнула Май. — У нас гости!
Жан-Поль услышал шум за дверью дома у себя за спиной и обернулся, сразу заметив Джеда, сжимавшего в правой руке армейский кольт сорок пятого калибра.
Май побледнела и отпрянула на шаг:
— Папа…
— В дом, — приказал Джед, освободив проход. — Сейчас же.
Ее не пришлось просить дважды.
— Сколько лет прошло, — мирно сказал Жан-Поль.
— Убирайся.
— У меня и в мыслях нет причинить вред тебе или твоей дочери.
— Ступай в ту нору, откуда ты выполз, и не приближайся впредь к моей дочери. Ты понял?
Жан-Поль кивнул:
— Как тебе будет угодно.
Он повернул прочь, прошел по дорожке в калитку, стараясь ничем не выдать своего ликования. Джед по-прежнему ненавидит и боится его. Да! А это означает, что его, Жана-Поля, секрет пока не раскрыт.