— Зачем он добровольно отдал сестру, свою дочку, на растерзание, на жертву провидцу? — Вот! Вот! Главная интрига всей истории! Услышу ли я ее когда- нибудь?! — Жизнь дочери за жизнь друга.
— Да. Отец долго мучился и решался, и когда решился, то все произошло так быстро, что она не поняла ничего…
— Вот почему она винит тебя… Нефилима! Тебя она видела в этом образе, а его нет.
— Да… все именно так.
— Она думает, что ты ее приговорил и привел приговор в исполнение, а на самом деле… ты с любой стороны ни при чем. Но это и странно… здесь что-то не так. Души знают всю правду. Их невозможно обмануть или что-то утаить. Скорее всего, это что-то вроде блокировки, и сделал ее слепец, чтоб больнее задеть тебя. Но зачем?
— Завидовал моей молодости, моему уму и силе. Видел во мне молодого себя, но ничего не мог исправить.
— Сестру он забрал явно не для благих целей народа? А для себя?
— Так и есть. Она была молода, красива и невинна, как и ты сейчас. И у нее был дар, слабый, но был — она видела вещие сны. Ему подходят только такие девушки. Он забрал ее сердце, омылся ее кровью, заметно помолодел и посвежел, а людям наказал обратное — как раз после этого дети Рагнара начали собирать армию и через семь лет удачно отомстили за отца. И это не заслуга жертвы, а хорошая военная подготовка.
— Твой отец нашел такую же, чтобы исправить свою ошибку и вымолить прошение. Вернуть тебе сестру, и возможно покарать провидца. Для него это было искупление, для тебя — новая жизнь, а для меня изначально смертельная ловушка. Это первый раз со мной, — задумалась я. — Впредь нужно быть осторожнее, и полностью не доверять чужим духам. Своим можно, они пойдут на все чтоб защитить будущий род, как это делают и чужие. Твой отец хотел именно этого. Как же мне сейчас все понятно. Будто в голове полочки сложились, так аккуратно, так рядочками.
— Нет, не хотел, — неожиданно оборвалась моя речь. — Вероника, поверь, ни этого он хотел. Я понял это только сейчас. — Немой вопрос, застывший в моих глазах, заставил его продолжить дальше. — Отчасти это и была ловушка. Но не для твоего сердца, а для моей очерствевшей души. Моей заледеневшей и уже ничего не чувствующей души. Отец изначально знал, что я не смогу убить тебя. Что ты — именно тот редкий человек, который может повлиять на мои намерения, расшатать мою уверенность и противопоставить себя к слепой и безнадежной любви к сестре. Зачастую дети считают, что родители их недостаточно любят, знают и понимают. И как часто ошибаются… Ошибся и я. Он знал меня лучше самого себя.
— Тоже самое я бы сказала о своих родителях, — вздохнула я, взглянув в устремленные вдаль бирюзовые глаза. Солнце отражаясь в синем море меняло их цвет. — Они меня не понимают. Вернее, того, чего хочет мое сердце.
— Это ерунда, когда они живы и здоровы, и всегда можно поговорить по душам. До конца. До последней капели. И выяснить все.
— Знаешь, а ты прав. И мудр не по годам, — стеснительно улыбнулась я, когда бирюзовый цвет глаз слился с моим. — Если честно, когда я увидела тебя впервые… — кашлянула я, — так возненавидела! Люто и бесповоротно! Ты был похож на зажравшегося кота, которому лет сто не попадало по одному месту. Подкатил на дорогущей машине. Дефилировал в брендовом костюме. Про запонки и молчу… а как смотрел на людей! Как на букашек… Как на мусор или хлам вечно валяющийся под ногами. Как на средство для своих целей. Даже сейчас как вспомню — закипает. Так бы и врезала вон тем остатком от мачты, — уже очень широко улыбаясь договорила я.
— Вот как тебя было не заметить и не запомнить, когда твоя речь про то, как меня в гробу будут черви есть… — пришла очередь мужчины расплыться в улыбке, — ввела в полный ступор! Я аж ошалел от такой смелости! Еще б слово про гробы и червей — я б тебе там шею и свернул… честное слово. Отходил после этого разговора не один день. И задала же ты жара тогда, девочка.
Я захихикала сильнее, вжавшись в трясущееся плечо Эйнара, чтобы наше веселье не разозлило провидца, чьи незрячие очи уже были направлены в нашу сторону.
ГЛАВА 29. Прибытие в Каттегат
Это случилось! Наше потрепанное и изувеченное корыто приближалось к столице древнего народа — Каттегату.
Хотя вряд ли они себя считали таковыми.
О, Каттегат! Как его описать? Как представить, чтоб в полной мере дать понять и почувствовать это место? Серебристый пролив, скалистыми горами запертый в полукольцо, переходил в холмистую местность, покрытую изумрудом кустарников и деревьев, плавно уходящую вверх к бездонным, уже чистым как слеза, небесам.