И я зарыдала, что было сил. В голос. С всхлипываниями и подвываниями. Заливаясь горючими слезами. Но уже внизу, в трюме. Пока мужчина, уложив меня на кровать, обрабатывал и перевязывал резанную рану. Перевязал, уложил перевязанную руку на грудь, и присел рядом, шепча что-то нежное и успокаивающее, гладя по волосам и спине.
— Девочка, моя. Хорошая девочка. Настрадалась, милая. Нет прощения мне, дьяволу грешному.
Принес сладкого напитка с хлебом и сыром, накормил, и уложил обратно. Я провалилась в сон.
Мозг поднял меня уже через много часов. По нужде. Кое-как расколупала глаза, зевнула и огляделась. Тот же трюм, от лестницы свет. Накрапает дождь. Корабль даже не качается. До сих пор штиль. Представление Брокка не удалось. Как же теперь он станет объяснять людям свой провал? О, всегда выходивший чистым из грязи провидец Брокк! В этот раз лоханулся, дружок, как сказали бы в моём мире. Быть тебе в немилости у своего конунга и народа. Рана болит и ноет.
— Ты куда, маленькая? — подскочил на месте, дремавший рядом Стиан. — По нужде?
Я кивнула. Мне принесли посудину. Я сделала свои дела, и попросила воды. Напилась, ещё раз осмотрелась. Никого рядом, мы сто процентов одни. Хотя нет, какой-то уставший бедолага сладко похрапывал в дальнем углу, что его трудно рассмотреть. Уселась, собрав колени под себя. Бьёрнс рядом. Помолчали. О, это неловкое молчание. Мужчина чувствовал себя виноватым, потому не знал, что сказать. И правильно. Чувствуй! Я злилась на него.
— Как ты, Ника? Сильно болит? — всё же начал он, с участием заглядывая в глаза.
— Нормально бывало и хуже, как тогда, кверху головой, — ответила я, пошутив, скрывая негодование. Вот я страдаю, мне причиняют боль, но я ещё его и жалею. Во что мы за женщины существа такие?
— Или в замке после перелёта.
— Или, когда сбежала в ночь под лютую метель, — включилась я в игру.
— Или в Каттегате в комнате в бадье со мной, — почти прошептал он, протянув ко мне руку, и погладив колено. — Тебе было больно?
— Немного, — смутилась я, заливаясь краской.
— А приятно? — хрипло продолжил он.
— Очень. Мне понравился мой первый раз, хоть от девчонок я слышала, что обычно это бывает не очень приятно. А мне приятно даже вспоминать, — стеснительно ответила, потупив глаза, и слабо улыбнулась.
— Рад, что хоть в чём-то не причинил тебе боли.
— Зато ПРИЧИНИЛ её своему КОНУНГУ и своему НАРОДУ! — неожиданно раздался голос старца, как гром среди ясного неба.
— Вот чёрт! — сплюнул слова Стиан. — Тварь безглазая здесь притаилась, а не почувствовал. Конспиратор хренов.
Сердце ухнуло в пятки. Я потеряла дар речи, пялясь испуганными глазами на появившегося из тени Брокка.
Это приговор. Он всё слышал и понял. Какая беспечность с нашей стороны. Мы не смогли уберечь наш секрет.
— Придётся убить тебя сейчас и здесь, — ринулся в наступление молодой сильный викинг, но не успел и тронуть хитрого старика, как спящий мужик подал голос.
— Не советую, брат. — И начал истошно вопить, подзывая помощь.
Стиан беспомощно отступил, опустив руки. Старец продолжал ехидно улыбаться в его исказившееся от боли лицо.
— Вот ты опять прогорел, мой мальчик. А я этим воспользуюсь, как всегда. Выгорожу свою неудачу, — прошипел провидец, и толкнув его в плечо, схватил меня с постели. И поволок на верх, где уже началась суматоха.
ГЛАВА 39. Предатель
Вывел меня на середину палубы, и завопил. А дождь то закончился, кстати. И туман рассеялся. Заметила я. Вот нашла, что замечать на краю у смерти.
— Стиан Бьёрнс ты лишил нашу богиню девственности и силы! Оставил свой народ без благословения! Ты предатель своего рода! Выродок!
— ПРЕДАТЕЛЬ! — донеслось гневное справа от нас.
— ПРЕДАТЕЛЬ! — ещё более злое и громкое от кораблей слева.
— ПРЕДАТЕЛЬ! — уже орали во всё горло викинги позади нас.
Плавание затянулось, и это поднадоело воинам. Им хотелось битвы, крови, адреналина. И сейчас они находили его в нашем со Стианом убийстве…
Конунг Борг молчаливо смотрел на происходящее с ближнего корабля. На его лице одна за другой менялись эмоции. Неверие, боль, жалость и любовь к своему племяннику. Но как бы он его не любил, как бы не хотел сохранить ему жизнь, он не мог. Народ бы ему этого не простил. Местом конунга не шутят, и его нужно заслуживать каждый день, чтоб самому не лишиться жизни.
— Что же нам скажет самый великий конунг на свете? — подначивая правителя на праведный грех, спросил старец. — Какой вердикт выдвинет за предательство своего народа этим выродком?