— Какая колоссальная наглость!— взревел Оливер Годвин. Его седые усы дрожали от негодования.
— Мистер Годвин, — холодно сказал судья Роланд Берк, — со времен Джона Маршалла было принято, что на этих совещаниях каждый из нас будет выслушан по очереди без прерываний, начиная с главного судьи и далее по старшинству. Я попрошу вас подождать своей очереди.
Жесткие голубые глаза старшего помощника судьи сверкнули. — Простите, Роланд, — серьезно сказал он. Иногда я забываю, что ты уже не проходишь мой курс по деликтам в Гарварде. Ах, что за время у вас было с непосредственными делами, и этими многословными, тавтологическими, так называемыми изложениями дел. На самом деле, ты до сих пор продолжаешь. Ты использовал почти пятьдесят слов, чтобы заставить меня заткнуться.
Пухлые щеки судьи Берка порозовели. — Я бы возмутился, если бы вы не были старым маразматиком, которому давно следовало уйти на пенсию. Он строго закончил: — Вы путаете тавтологию с логикой.
Годвин злобно ухмыльнулся. — Неужели? Дряхлый — от «senex», по-латыни — старик. Я — старый старик.— Он засмеялся. — Ну, может, и так. Но возраст — вещь относительная, Роланд. Если вы отставите меня в сторону, средний возраст на этом суде будет около шестидесяти. И ты выше этого. Если бы не я, Роланд, ты был бы стариком.
Губы Пендлтона слегка дрогнули. — Если мы на минуту отложим страховые сравнения, думаю, я смогу закончить. Я не хочу, чтобы мы предоставили истребование дела, а затем обнаружили, что мы должны решить, существует или нет такая вещь, как «пси». И я хочу полностью игнорировать экспонат Q. Его содержимое, или, по крайней мере, возможное содержимое камеры, если таковое имеется, не зафиксировано. Драго настаивает на обратном, но мы не можем принимать это во внимание. Конечно, мы не можем его открыть. Еще один момент: истец настаивает на аналогии с подслушиванием телефонных разговоров. То, что с ним сделали, если действительно использовали ясновидение, он называет «подсматриванием». Мы считаем, что доказательства, полученные с помощью подслушивания или любым другим незаконным способом, недопустимы как в федеральном суде, так и в суде штата. «Мэпп против Огайо», «Бергер против Нью-Йорка». Поэтому утверждается, что «подсматривание» является таким же, если не худшим, нарушением конфиденциальности, как и подслушивание, и что полученные таким образом доказательства должны быть также исключены. Я думаю, что в этом утверждении есть смысл. Короче говоря, если винтовка была обнаружена ясновидением, обыск вполне мог быть неконституционным по аналогии с прослушиванием. Если ясновидения не существует, то не было никакого основания, на котором действительный ордер мог бы быть выдан вообще. Таким образом, есть возможность, что мы могли бы решить дело, ничего не решая о «пси». Он помолчал и посмотрел на стол. — Мистер Годвин, я передаю слово вам.
— Спасибо, Шелли. Как раз вовремя. Меня беспокоит несколько вещей. Можем ли мы принять решение по существу, не принимая решения о «пси»? Это похоже на дело с завещанием Кидда в Аризоне, еще в шестидесятых, где завещатель отдавал все свои деньги любому, кто мог доказать существование души. Судья должен был решить, есть ли у человека душа. Жаль, что мы не выдали сертификат на эту тему. Всегда задавался вопросом, получу ли я душу из 5-4 решений. Простите, братья... и сестра. Старик любит посудачить. Поэтому я просто задам вопрос: почему бы нам не открыть сейф прямо сейчас и посмотреть, что на пленке? Возможно, позже это избавит нас от многих споров и затруднений.
— Вы читали показания, — сказал Пендлтон. — В данный момент предполагается, что на пленке ничего нет.
— Тогда к чему все это, черт возьми?
— Какая-то магия, и не спрашивайте меня, какая именно, в конце концов, должна на ней появиться.
— Когда?
— В День Принятия Решения.
Старший помощник судьи фыркнул. — Вы думаете, мы поверим?
— Нет.
— Думаю, что нет. Давайте вернемся к реальности. Когда я смотрю на эту вещь, прихожу к мысли, что мы на рогах у настоящей дилеммы. Если мы возьмем это дело и отменим приговор Тайсона, потому что имело место неконституционное вторжение в частную жизнь, тогда мы, вероятно, решим, что ясновидение является реальным и функциональным явлением. Наука возникает в муках. С другой стороны, если мы решим, что ясновидения не существует и, следовательно, не было никакого вторжения в частную жизнь, тогда кровожадные либералы поднимутся в вопле ужаса от официального благословения, которое мы сейчас дали полиции на использование ясновидения. Кому еще нужно подслушивание? «Пси» легче, и копы будут рады использовать все «пси-техники», которые они могут откопать: телепатия, ясновидение, колдовство, прекеннеры...
— Что такое «прекеннер», судья? — как зачарованный спросил Эдмондс.
— Кто-то, кто заранее знает, что произойдет, чтобы установить полицейские ловушки, чтобы поймать преступников на месте преступления. Я просто придумал это слово. Но если Роланд может использовать два слова, когда имеет в виду одно, то я, конечно, могу использовать одно слово, когда имею в виду два. Это все, что я хотел сказать. Примите это, Роланд.
— Благодарю Вас, мистер Годвин, — холодно сказал Берк. Он помолчал, глядя на люстры над головой, словно упрощая и подгоняя свои мысли под менее дисциплинированные умы окружающих.
Эдмондс с интересом ждал рассуждения. Каким-то образом, конечно, это включит логику.
Когда Берк только начинал работать судьей в Нью-Джерси, Франкфуртер был его моделью. Но с годами все это изменилось. Берк (как и Сервантес), в конце концов, понял, что каждый человек — продукт своей собственной работы. Но там, где Сервантес был доволен, позволяя процессу действовать подсознательно, Берк подошел к последнему логическому пределу. Он нашел в своих прошлых работах лучшее вдохновение. Бреясь по утрам, он слушал записи своих предыдущих решений. И он слушал те же записи в своей машине, когда ехал в суд, и по ночам засыпал с ними.
Он основал кафедру логики Берка в Гарварде. Его знаменитый текст «Логика в апелляционных решениях» (посвященный ему самому) состоял в основном из аннотированных выдержек из его собственных решений. Он не знал и был равнодушен к тому, что другие думали о его великолепном нарциссизме. На самом деле он считал себя скромным и выискивал ситуации, в которых его скромность могла быть обнаружена, замечена и прокомментирована. Долгая любовная связь Роланда Берка с самим собой не потускнела с течением времени: она была безмятежной, не омраченной любовными ссорами. В его кабинете не висело ни одного портрета, только зеркала.
Эдмондс иногда удивлялся собственной реакции на Берка. Отнюдь не испытывая презрения или насмешки, он завидовал уверенной, эгоистичной, свободной от сомнений интеграции знаменитого юриста в его кодифицированную среду и его систему логики, которая так легко разрешала все вопросы в черно-белом цвете, без каких-либо оттенков серого.