Я надеялась, что выгляжу достаточно элегантно и небрежно, но не чересчур. Волосы распущены, в ушах маленькие, будто капли молока, жемчужины. Мой наряд должен был, как я предполагала, вызвать приятное удивление у Профессора.
– Ты сегодня такая серьёзная, – скажет он.
Или даже лучше спросит:
– А что это ты сегодня такая строгая?
Строгий костюм также должен был выделить меня из толпы, одетой по-летнему расслабленно – парни с большими пятнами под мышками, а девушки с голыми ногами, кажущимися болезненно бледными в тёмном помещении, а мне вовсе не будет жарко в конце июля – городская жара надо мной не властна. Конечно, я считала себя лучше, интереснее и умнее других. Но не верьте мне – мне был двадцать один год, меня звали Соня, я была страшно чувствительной и неуверенной в себе, однако полна решимости никому это не показывать. Я отгораживала себя выдумкой от печальной реальности, где я неопытная и, как верно заметил Профессор, зашуганная девочка. Он был прав, какой бы милой я ни была, во что бы ни была одета, успехом у мужчин я никогда не пользовалась. Этим я не хочу сказать, что была непривлекательной. Я просто была невзрачной. Я не умела и боялась быть заметной. Меня подташнивало от страха. И я уже опаздывала к началу.
На открытие я пришла первой. В костюме было очень жарко. Кроме меня, по пространству галереи слонялись уставшие работники и готовили стоящий посередине круглый стол к фуршету. Лучше бы его вовсе не было – это не тот фуршет, на который рассчитывала я и наверняка все гости, если они вообще придут. Из напитков был только сок в чём-то наподобие прозрачного самовара, а на чёрных металлических подносах, расписанных под хохлому, лежали бублики, горы овсяного печенья, перемешанного с сушками, и мелкие карамельки «Барбарис». Многие приходили на подобные мероприятия только ради бесплатной выпивки, а увидев сок и сушки вместо вина, развернутся и уйдут, что, с одной стороны, было мне даже на руку, но с другой – я не смогу поговорить с Профессором, не выпив предварительно вина для храбрости.
Сборники лежали там, где я их оставила, в картонных коробках в подсобном помещении. Я вынесла коробки и разложила экземпляры по длинному прямоугольному столу внутри галереи и несколько на стойках у входа, сняв с них рекламные буклеты с информацией о проводимых по утрам мастер-классах для детей.
Я ещё немного послонялась туда-сюда по залам, не обращая внимания на фотографии и картины, развешанные на стенах, и вышла на крыльцо покурить. На второй сигарете я увидела приближающуюся толпу людей – среди них был Профессор, он быстро шёл и смеялся, а остальных я не знала. Среди них оказались молодые ребята, с которыми он познакомился во время вступительных консультаций и пригласил их на презентацию.
– Привет! Ты что не заходишь? – бросил он, не посмотрев на меня. Я опешила и даже не успела поздороваться, пока он не вошёл внутрь. Плохое начало. Пропустив всю толпу, я зашла следом, чувствуя, как новые туфли больно натёрли ноги.
Из моих одногруппников, чьи тексты были в сборнике, пришли лишь несколько человек. Они мне объяснили, что другие, вероятно, посчитали, что мероприятие лишь косвенно относится к нам, а главным образом посвящено и организовано студентами мастерской фотографии, чьи работы были развешаны на стенах галереи. Знакомых лиц много, но поговорить было особенно не с кем. Основную массу пришедших составляли абитуриенты.
Меня охватывала застенчивость от такого количества людей, от меня самой и от намерения, которое я не могла точно сформулировать. Мне придётся ещё глубже погрузиться в свои мечтания, чтобы выплыть. А тем временем чуждая мне толпа обступала Профессора со всех сторон, так что я не видела его за спинами.
Через час после официального начала Профессор проводит импровизированную экскурсию. От него исходит вибрация. Мне ещё не доводилось видеть человеческое тело, заключающее в себе столько энергии. Я чувствую слабость и головокружение. Он показывает на стол, на котором, в красиво разложенной мной змейке зинов, образовались лакуны, и коротко рассказывает о концепции альманаха, упомянув о происхождении названия: