Очередь двигалась быстро, по 20-30 секунд на человека, поэтому уже через четверть часа наступил черёд последних, в том числе и меня. Одна старшая ученица одевала и снимала браслеты, другая записывала результаты. Руководила процессом неизвестная мне наставница, по виду лет сорок, что в случае целительниц говорило о гораздо более значительном возрасте. У каждой испытуемой спрашивали имя и возраст, записывая ответ и полученные результаты рядом. В моей пробе ничего необычного не было, но услышав мой ответ, наставница с улыбкой уставилась на меня. После снятия браслетов, она скомандовала помощницам заканчивать без неё, а мне следовать за ней.
— Меня зовут Фирса, — начала наставница, когда мы отошли за угол строения, в место, где никто не мог нас слышать. — Сразу перейду к сути дела. Я хочу, чтобы ты покинул Оплот и никогда больше здесь не появлялся. Или ты сделаешь это добровольно, или я любыми путями добьюсь твоего ухода. Так что собирай вещи и убирайся прочь.
— Вам тоже светлого утра, — саркастически протянул я, впечатлившись дежурной улыбочкой, равнодушным тоном и презрительным взглядом собеседницы. Люди, смотрящие на других, как на пустое место, как правило, хорошими не бывают. — Позвольте узнать причину столь решительного пожелания, высказанного в чрезмерно категорической форме?
— Одна из моих бывших учениц поведала мне кое-какие сведения о твоих пристрастиях, — неприязненно произнесла целительница, поморщившись от того, что я нисколько не испугался её напора, и вместо мольбы о помиловании стою с наглой улыбкой, опираясь на стену плечом и скрестив на груди руки. — Я считаю, что пребывание детолюбов в Оплоте недопустимо. Уходи тихо или уползёшь со скандалом.
— Боюсь, что вынужден ответить отказом на ваше, безусловно, весьма интересное предложение, — с улыбкой покачал головой я, по прежнему стараясь выражаться не спеша и в наиболее вежливой форме. А как тут не улыбаться, когда видишь эмоции собеседницы и то, как она всё сильнее злится при каждой моей нарочито любезной фразе. — Позволю скромно дополнить, для человека вашего ума, возраста и опыта бездоказательное обвинение в столь серьёзных вещах наводит на определённые размышления.
— На какие размышления это тебя наводит, молокосос? — Фирса уже не улыбалась. — Считаешь меня глупой и старой? Имей ввиду, Карла очень сильно не любит мужчин-целителей. А ты ещё и приставал к её дочери. Одно моё слово, и ты вылетишь отсюда по уши опозоренным, я об этом позабочусь.
— Поскольку я пока не тороплюсь покидать это гостеприимное место с дружелюбными обитателями, то тоже бы порекомендовал вам обратиться с вашими претензиями к Верховной матери, — моя улыбка от слов целительницы стала только шире. Это же надо, пользоваться для обвинений непроверенной, и к тому же устаревшей информацией? Представляю, какой сюрприз её ждёт у Карлы. — Желаю вам удачи в этом нелёгком начинании, она вам понадобится.
Фирса, ничего не отвечая, лишь разразившись злобным, обещающим много нехороших вещей взглядом, решительно зашагала прочь. Её спина, казалось, говорила мне, что я ещё пожалею об этом. Да, у таких людей чрезмерно раздутое самолюбие. И когда ей все твердят, что племянник Арины, которого она не смогла вытащить из забвения, сославшись на принципиальную невозможность, оказался вылечен каким-то едва принятым учеником — это ли не причина для обиды? А остальное лишь повод.
После разговора я сразу вернулся к изучальне, двери которой уже были открыты. В этот раз Ринда не просила меня заряжать накопители, памятуя о запланированном на вечер мероприятии. Я тоже не стал настаивать, хотя с таким резервом я за пару дней мог бы заполнить главный алтарь Оплота. Отойдя в соседнее помещение через смежную дверь, я разместился на столе, готовясь к воздействию на амулет Карлы, но судя по голосам, к номке кто-то пришёл в гости. Я прислушался.
— Дядя Булат, опять вы за своё? Я уже сказала, что не надо мне искать мужей, я не собираюсь надевать брачные узы, — Ринда, судя по тону, слегка злилась, но старалась говорить вежливо.
— Твои родители поручили мне следить за тобой, — отвечал ей тоже весьма знакомый голос. Только сейчас я сообразил, что беседа велась на номском. — Они подобрали тебе прекрасную партию, юноша из соблюдающей традиции семьи. Заканчивай своё баловство и возвращайся. Всё равно ты тут не учишься, а амулеты можно и дома чинить.
— Меня тошнит от этих традиций, — тут номка уже перестала скрывать раздражение в голосе. — Я не собираюсь создавать семью с первым встречным. У меня уже есть любимый, и я не променяю его ни на кого.