— Ты чего такое говоришь? — возмутился верзила. — Очень даже вышло, даже не один раз. Знаешь, как я старался в грязь лицом не ударить? Она же мне действительно нравилась, понимаешь? — Немного помолчав, парень добавил, — я думал, что произвёл хорошее впечатление, но сразу после она поднялась, оделась и высказала мне, мол, ей вообще не понравилось, и собеседник я никакой, и чтобы я к ней больше не приближался. Вот я и думаю, что я не так сделал? Я же действительно старался, чтобы всё правильно было! Братан, я вообще ни с кем так не старался, понимаешь?
— Мне кажется, дело тут не в тебе, — немного подумав, признался я. Не расскажешь же о нашей с ней договорённости, и тем более, об исследовании. — Может, ты изначально ей не особо нравился, и она просто тебя использовала?
— Думаешь? — с надеждой поднял на меня взгляд Грон. — Хорошо бы, а то настроение вообще никакое. Ещё и рисунок этот дурацкий.
— Рисунок? Какой рисунок? — прищурился я. — Уж не тот ли, где ты и Минхо, так скажем, хорошо проводите время вдвоём?
— Ты его видел, да?! — в глазах собеседника промелькнул ужас. — Братан, это не то, что ты подумал! Там всё неправда, поверь! Не знаю, кто это нарисовал, но эти бы руки ему повыдирать и запихать в задницу!
— Не видел, но я в курсе изображённого, про меня тоже нарисовали, и тоже неправду, — успокоил нервничающего парня. — Учитывая изображение на рисунке, ты бы поосторожнее был с желанием запихать что-то кому-то в задницу. Буду искать автора, так что, если рисунок сейчас у тебя, то дай его мне, как доказательство вины.
— Только не смотри, что там нарисовано, я тебя умоляю, — покопавшись в небольшом мешочке на поясе, Грон вытащил многократно сложенный лист бумаги. — Такого никогда бы не случилось. Я только девушек люблю. Вот недавно к нам одна ученица заходила, ты меня с Юнхи как раз в тот день познакомил. Возвращаюсь со встречи, а парни её уже в оборот взяли и очерёдность определили. Девочка ещё такая худенькая, невысокая, на ульвиек слегка похожа, только развратнее намного. Мы её по несколько раз каждый оприходовали, а она только раз за разом удовольствие получает. А когда у нас всех уже силы кончились, просто ушла, как ни в чём ни бывало, прикинь?
— А ты её имя, случайно, не помнишь? — слушая уже второй раз про этот случай от разных людей, я осознал, что это описание подходит к одной моей знакомой.
— Помню, как такое забыть? — мечтательно улыбнулся Грон. — Илина её звали. Я бы с такой поразвлёкся бы ещё разок, хотя Юнхи получше будет, но с ней теперь без шансов.
— Понятно, — протянул я, мысленно вспомнив эту скромницу и поразившись, насколько внешность бывает обманчива. Однако у меня был куда более важный вопрос, который нужно было прояснить. — Ты случайно не знаешь, кто-нибудь из приспешников был за день до этого в Пирамидальном храме, на встрече с родственниками.
— Если честно, понятия не имею, — пожал плечами собеседник, — но обычно Берта таким занимается. Помнишь Берту? Она сейчас у себя должна быть, давай сходим и сам спросишь?
Сам Грон заходить к женщине не стал, сославшись на какие-то дела. Хозяйка комнаты вела себя достаточно дружелюбно и спокойно. Она действительно сопровождала нескольких учениц на встречу с родственниками, причём обратно привезла на одну меньше, о чём и доложила дежурной. Выслушав мои соображения и доводы в пользу того, что недостающая ученица была увезена силой, Берта наотрез отказалась придавать этому значение.
— У тебя нет никаких фактов, говорящих о похищении, кроме подозрений, — нахмурившись, уговаривала меня она. — Даже если всё так, как ты говоришь, будто этот её жених увез девушку и удерживает против её воли — Оплота это не касается. Начальное обучение добровольное, мы никого не держим. Да и потом, учитывая её ситуацию, это внутрисемейное дело. Это только ты считаешь, что её что-то не устраивает, когда жених её обрюхатит, сразу стерпится-слюбится. Материнство сразу всё меняет, поверь.
— То есть, вместо обучения целительству она должна понести от противного ей человека, терпя насилие и побои? — удивился я, поскольку благодаря симбионту и его наноимитациям точно знал, имело место и одно, и второе. — Если бы речь шла о твоей дочери, ты бы так не реагировала.
— Я ненамного старше была, когда сама родила, — парировала Берта, — и если бы моя дочь была бы сейчас жива, она бы с этой ученицей одного возраста была. Не пытайся меня пристыдить, клинками ты уже бодро наловчился махать, но ты ещё молод и многого не понимаешь. Нет для женщины большей радости, чем дитя. Пусть радуется, что может родить, не всем это дано. — На последних словах от собеседницы настолько сильно повеяло печалью, что я почувствовал это, даже не прислушиваясь к эмоциям.