Для самого Аденауэра исход "съезда нотаблей" был, без сомнения, сильным ударом. Честолюбивый кёльнский обер-бургомистр, видевший себя в мечтах главой суверенного или почти суверенного государства, вдруг понял, что в своих спекуляциях он не учел изменения реальной обстановки. И он мгновенно усвоил полученный 1 февраля урок. С этого момента он воздерживался от дальнейших публичных выступлений в пользу сепаратизма. Но это не мешало ему продолжать сепаратистскую деятельность за кулисами.
На следующий день после неудачного "съезда" Аденауэр в беседе с Дортеном уговаривал последнего не терять надежды. Он предложил Дортену продолжать работу на юге и крепить контакт с французами, "ибо они, — как цинично заявлял он, — в конце концов, больше всего заинтересованы в успехе наших планов"[111].
По этим соображениям Аденауэр счел возможным отправить стенограмму своей речи на собрании в "Ханзазале" представителям Антанты: французскому полковнику Мениалю, английскому генералу Клайву и английскому полковнику Райену[112].
Впоследствии, 20 мая 1919 года, Аденауэр довел до сведения созданного 1 февраля 1919 года парламентского комитета, что он имел беседу с представителями командования английскими оккупационными войсками, в ходе которой ему было сообщено, что стенограмма его речи переведена и отправлена в Лондон. На текст этой же речи Аденауэра ссылался во время дебатов на Парижской (Версальской) мирной конференции и французский премьер-министр Клемансо, доказывая своим партнерам, что население Рейнской области стремится к независимости от Германии.
Отказ от открытых политических выступлений в пользу Рейнской республики ни в коем случае не означал отхода Аденауэра и от руководящей деятельности в сепаратистском движении Рейнской области. Об этом еще раз свидетельствует хотя бы тот факт, что через два дня после съезда в "Ханзазале" Аденауэр перевел созданному на "съезде" парламентскому комитету из сумм кёльнского магистрата 5000 марок на текущие расходы[113].
Оставаясь по существу сторонником создания Рейнской республики, Аденауэр лишь изменил свою тактику. Он превратился в руководителя одной из фракций сепаратистского движения — так называемых "легальных сепаратистов". Разногласия между этой фракцией, с одной стороны, и так называемыми сепаратистами-активистами во главе с Дортеном, с другой, впервые проявившиеся после "съезда нотаблей" в "Ханзазале", носили чисто тактический характер.
Легальные сепаратисты считали, что в результате победы контрреволюции в Берлине создание Рейнской республики может быть достигнуто без всяких насильственных действий, путем сговора с контрреволюционным социал-демократическим правительством в Берлине. Поэтому они возлагали все свои надежды на деятельность партии центра в Веймарском национальном собрании.
Сепаратисты-активисты, не учитывая изменившейся обстановки, настаивали на немедленном осуществлении планов, выработанных еще в ноябре — декабре 1918 года. Они никак не могли понять, почему Аденауэр, один из организаторов сепаратизма в Рейнской области, вдруг стал медлить и проявлять нерешительность. Впоследствии Дортен с возмущением писал об измене Аденауэра "делу рейнской независимости". Но Аденауэр никогда не изменял идеям рейнского сепаратизма. Он был просто гораздо изворотливее Дортена и умел хорошо разбираться в настроениях своих хозяев. Его оппозиция нелегальному сепаратизму была чисто внешней. Впоследствии, когда германская революция переживала новый подъем и позиции социал-демократического контрреволюционного правительства в Берлине вновь стали непрочными, Аденауэр опять сблизился с сепаратистами=активистами, так как проекты создания германской Вандеи вновь приобрели актуальность.
События, последовавшие за "съездом нотаблей" в "Ханзазале", показали, что решение Аденауэра временно воздержаться от открытой поддержки сепаратистских идей было "весьма своевременным".
3 февраля в Кёльне вновь собрались представители всех торговых палат левобережья Рейна. На этот раз они вели себя иначе, чем на аналогичном собрании, состоявшемся за месяц до этого. Попытки Луи Гагена заставить представителей торговых палат высказаться за немедленное создание Рейнской республики натолкнулись на сопротивление влиятельных представителей рейнской промышленности. Особенно резко выступили представители торговых палат правобережья, в частности председатель золингенской торговой палаты тайный советник Дуисбург. К нему присоединились все торговые палаты, в том числе и боннская, сначала высказывавшаяся за предложение Гагена[114].