Поскольку создание западногерманской и дунайской федераций требовало в качестве предварительного условия «выхода» западногерманских земель из состава германского государства, отдельные представители партии центра в Западной Германии стали пропагандировать и эту мысль.
Один из руководителей Баварской народной партии (БНП) — своего рода филиала партии центра в Баварии — Хельд, выступая 28 октября 1918 года в баварском ландтаге, заявил: «Нельзя связывать свою судьбу с рейхом в тот момент, когда приходится считаться с возможностью его развала. Возникает вопрос: не должны ли южногерманские земли объединиться с Австрией?»[13]
В Рейнской области в качестве проповедника отделения западных земель от Германии и создания нового государственного образования выступил влиятельный деятель партии центра католический священник Фробергер.
В течение долгого времени Фробергер был руководителем «немецкой провинции» международного католического ордена «белых отцов».
В 1911 году Фробергер вышел из ордена «белых отцов», чтобы посвятить себя политической деятельности, и сразу же был назначен на пост руководителя международного отдела ведущей рейнской, а фактически и общегерманской газеты партии центра «Кёльнише фольксцайтунг».
Осенью 1918 года Фробергер посетил Швейцарию, встречался с швейцарским бундесканцлером и с официальными представителями Франции. После возвращения из Швейцарии Фробергер стал все более откровенно выступать за создание Рейнской республики, которая смогла бы заключить сепаратный договор со странами Антанты[14].
3 ноября 1918 года в результате провокаций со стороны морского командования в Киле — главной военно-морской базе Германии — вспыхнуло восстание моряков. К морякам немедленно присоединились рабочие. Кильское восстание сыграло роль спички, поднесенной к пороховому погребу, каким был в то время германский тыл.
Действия людей типа Хельда и Фробергера говорили о наличии определенных сепаратистских тенденций. Однако это еще не было сепаратистским движением в прямом смысле слова, так как настоящим движение становится тогда, когда в него включаются не отдельные представители, а целые группы господствующих классов, и сепаратистские идеи превращаются хотя бы для части господствующих классов из проблематичных проектов в насущный лозунг дня.
Это и произошло в тот день, когда немецкая буржуазия ощутила, что почва уходит из-под ее ног, в день начала германской революции в ноябре 1918 года.
4 ноября в Вюртемберге начались массовые забастовки.
5 ноября выступили рабочие Саксонии. 6 ноября восстание матросов перекинулось из Киля в Любек, Гамбург, Куксгафен и другие города северного побережья. 7 ноября днем началось восстание в Мюнхене, 8 ноября победило восстание в Лейпциге и Хемнице. В этот же день последний баварский король покинул свою столицу. К концу дня 8 ноября почти по всей Германии образовались рабочие и солдатские советы. Отставал только Берлин.
9 ноября союз Спартака и революционные старосты призвали трудящихся столицы Германии к всеобщей забастовке и вооруженному восстанию. Пытаясь помешать развитию революции и направить движение масс в «законное русло», социал-демократы и все буржуазные партии, за исключением консерваторов, потребовали отречения кайзера. Но народное движение уже перехлестнуло это требование. Когда рабочие с окраин двинулись к центру города, правые социал-демократы отозвали своих представителей Шейдемана и Бауэра из правительства. Канцлер Макс фон Баден передал свои полномочия лидеру правых социал-демократов Фридриху Эберту. В Люстгартене Карл Либкнехт провозгласил социалистическую германскую республику. Через 2 часа Шейдеман, пытаясь перехватить инициативу, провозгласил свободную Германскую республику. Правые социал-демократы возглавили революцию для того, чтобы ее обезглавить.
Так закончился первый этап германской революции 1918 года. Лишенные действенного руководства, не имеющие боевой пролетарской революционной партии, обманутые социал-демократическими вождями, немецкие трудящиеся, свергнув кайзера, оставили в неприкосновенности старый государственный аппарат, поставив во главе его адвокатов капиталистического строя — шейдемановцев. Тем самым был во многом предопределен ограниченный характер этой буржуазно-демократической революции. Но буржуазии это стало понятным лишь некоторое время спустя. В те дни, когда массы владели улицами, когда повсюду, по русскому образцу, возникали рабочие и солдатские советы, буржуазии казалось, что пробил последний час ее господства.