– Пока еще в пути, ваше величество. Придворные только и говорят об этом павильоне… Ваше величество, примите мои искренние…
Король оттолкнул его и пошел еще быстрее. Шаги Людовика отзывались гулким эхом, похожие на удары разъяренного сердца.
В комнате, куда Фабьен Маршаль зашел через неприметную дверь, он застал свою помощницу Лорену – неулыбчивую женщину с плоским лицом. Она сидела молча, слушая болтовню слепой, неказистой кормилицы, во рту которой осталось всего несколько зубов. Приложив новорожденную к груди, кормилица болтала о разных пустяках. Фабьен присмотрелся к ребенку королевы. Девочка родилась здоровенькой. Ее глазки весело блестели, а ножки молотили воздух.
Фабьен кивнул Лорене. Та забрала ребенка у кормилицы и понесла к двери. Маршаль задержал помощницу, шепнув на ухо:
– Возле родильной комнаты… Словом, ребенка случайно увидела горничная. Зеленоглазая. На подбородке шрам. Я должен знать ее имя.
Беатрису и Софи, неспешно шедших по коридору, остановил Шевалье. Вскинув голову, он заговорил с Беатрисой:
– Вы помните, о чем я говорил вам, когда вы впервые появились при дворе?
Беатриса кивнула:
– Вы сказали, что за любую оказанную вам услугу вы платите с процентами. Однако я до сих пор жду вашей оплаты. Сколько времени прошло с тех пор, как я по вашему настоянию распространяла лживые слухи о вас и вашей светловолосой подружке?
Шевалье лукаво улыбнулся и подал ей конверт.
– У вас, кузина, есть одно качество, которое я ценю превыше остальных. Вы необычайно терпеливы.
С этими словами Шевалье удалился. Беатриса надорвала конверт. Снедаемая любопытством, Софи заглянула через материнское плечо и тоже прочла письмо.
Король имеет удовольствие пригласить вас на приватный показ костюмов из кружев, бархата и прочих тканей работы лучших портных с улицы Сент-Оноре. По завершении состоится большая карусель и банкет.
Беатриса радостно улыбалась. Наконец-то его величество заметил Софи! Ее девочка поднимется на новую ступень, да и она сама – тоже.
Мария Терезия провела языком по пересохшим губам и попыталась сесть в постели. Людовик стоял рядом, скрестив руки, и не делал никаких попыток помочь супруге.
– А у вас совсем бледные щеки, – сказал он, добавив с усмешкой: – В отличие от вашей дочери.
– Где она? – спросила Мария Терезия. – Умоляю, скажите!
Людовик нахмурился. Он прошел к письменному столу королевы, взял острый нож для вскрытия писем и стал вертеть в руках. Бонтан молча наблюдал за королем.
Людовик потрогал кончик лезвия, внимательно приглядываясь к нему.
– Madre de Dios![4] – простонала королева.
– Что бы мы ни делали здесь, отзвуки наших действий разносятся по всему миру, – сказал король. – Думаете, Вильгельм Оранский, узнай он о случившемся, стал бы мешкать? Нет, он сию же минуту двинул бы войска к нашим границам. Почему бы не захватить слабую страну, где король и вся свита – сборище жалких, никчемных людишек, достойных лишь насмешек и презрения? Ваш поступок никак не назовешь достойным жены и королевы. Подстрекательство к бунту, совершенное предательницей, – вот как это называется!
– Вы… вы мой король!
– Я знаю, что ваши действия дорого нам стоили. А вот насколько дорого – этого пока я не знаю.
Королева всплеснула дрожащими руками и начала молиться:
– Dios me ayuda. Dios me perdona![5]
– Когда вам удобно, вы изъясняетесь по-французски, – язвительно заметил ей король. – А когда вам надо что-то утаить, сразу переходите на испанский. Наверное, стосковались по незваным гостям? Захотели вспомнить родину?
– Я вполне счастлива и здесь.
– Если вы пренебрегаете нашим языком, неудивительно, что у вас нет друзей.
– При дворе меня считают дурочкой, но даже эти люди знают, что я чего-то заслуживаю. Пусть даже обыкновенной жалости!
– От меня вы жалости не дождетесь… Бонтан!
– Да, ваше величество.
– Ее величество выглядит нездоровой. Массон будет лечить королеву. Она останется в своих покоях, пока окончательно не выздоровеет.
Людовик с силой всадил лезвие ножа в блестящую крышку стола и покинул опочивальню. Бонтан последовал за ним.
Убедившись, что король ушел, Набо влез на постель королевы и хотел было пристроиться рядом с нею. Но Мария Терезия шлепком прогнала его, и карлик, обиженно хныча, вернулся в свою кроватку возле очага.
Теплый послеполуденный воздух был щедро напоен ароматами цветов. С верхних садовых террас просматривалась новая апельсиновая роща, появившаяся здесь стараниями смышленого Жака – бывшего солдата, волею судеб ставшего садовником. Листья апельсиновых деревьев подрагивали на ветру, переливаясь всеми оттенками зелени.