Он демонстративно отвернулся к двери, а я только вздохнула, что поддалась на провокацию. Он явно добивался от меня чего-то подобного, скорее всего, чтобы доказать себе – все хозяева изначально сволочи. Не так надо было начинать, ох, не так! Но кому понравится, когда тебя обзывают «дурой» ни за что, ни про что? Ладно, душевные терзания пока подождут. Нужно раздобыть ключ и если, как справедливо заметил парень, ему ключа не оставляли, значит нужно поинтересоваться у портье.
Направляясь к лифтам, я мысленно подводила итоги первого знакомства. Мы с ним разговариваем на одном языке, а это уже кое-что (а голос его мне понравился, немного простуженный, но это очень быстро исправляется). Значит, сможем понять друг друга и наладить контакт, это достаточно легко, при наличии некоторой сноровки, конечно. А сноровка эта самая и немалая доля изворотливости у меня имеются – сказывается опыт общения с больными. Что ж, дружок, ухмыляясь зеркалу в лифте, подумала я, мы с тобой еще поговорим, я пробьюсь через колья и шипы, которые ты для меня выставляешь, не пройдет и недели, а может и меньше, и ты у меня с руки будешь есть, в переносном, конечно, смысле. Так наше общение даже будет интереснее. Отнеся его к бесконечной череде своих пациентов, я заметно успокоилась, конечно, неприятный осадок от первой попытки еще оставался, но ничего не поделаешь, первый блин, он всегда комом.
…Снова оставшись в одиночестве, он на несколько минут застыл, уперши невидящие глаза на противоположную стену. Простенок между дверями напротив задрапирован темно-бордовым бархатом. Раб пытался собрать разбегающиеся мысли. Он сделал все, как было задумано, и первое знакомство с хозяйкой переросло в стычку.
Сделал все что, мог чтоб настроить ее против себя – нахамил, как сумел, все же не сильно переваливаясь за грани дозволенного, но в его жизни убивали и за меньшее. Когда она грозно придвинулась к нему, он со злым удовлетворением отметил – она такая же, как все, и уже приготовился понести заслуженную кару, подыгрывая ей деланным испугом. Но… но она поломала ему все планы.
В ней все было не так, неправильно – спокойный разговор, жесты, поведение – все не то, к чему он привык. Она сбила его с толку даже своим подзатыльником. Вместо того, чтобы взбеситься, начать орать, топать ногами, пинать бесправное существо она просто придвинулась чуть ближе и прошлась кончиками пальцев по взлохмаченной, давно не мытой голове, даже не ударила, нет. Сделано это было не по хозяйски, а будто походя комара прихлопнула. Свела брови у переносицы, скорчив забавную гримасу, не имеющую ничего общего с настоящей злостью, пальчиком погрозила, как в семье хозяев родители грозили не в меру расшалившимся детям. «Не шали!» – приказала, а в голосе все равно нет злости или жестокости. От этого, почему-то, стало еще обидней и себя жалко до слез, чего с ним давно не случалось, с тех пор как детство закончилось, так и не начавшись.
Раб потерся спиной о стену, со злорадным удовольствием пачкая грязными лохмотьями и телом выскобленную до блеска поверхность: заживающая кожа все время немилосердно чесалась…
Поход к портье не занял много времени, и уже минут через пятнадцать держа в руках объемистый пакет с ключами и документами, я поднималась в номер. Выйдя из лифта, я увидала, что действующих лиц у моих дверей, к сожалению, прибавилось. Над моим приобретением стоял Эжен, задумчиво почесывая нос. Увидав меня, он забавно вздернул правую бровь и поинтересовался:
– Это что?
– Не что, а кто! – поправила я друга.
– Ну, хорошо, кто? – не отставал Эж.
– Понятия не имею, – честно призналась я, скривив унылую рожу. – Вот познакомлюсь, обязательно расскажу.
– Ты хочешь сказать, что это, – кивок на раба с опаской косящегося на Эжена из-под копны спутанных волос, – твое?
– Да, – пришлось признаться мне.
– Ну, ты, мать, даешь! – неодобрительно хмыкнул он, – Отойдем, разговор есть, – и первым двинулся в сторону окна, кивком приглашая следовать за ним.
Я мысленно плюнула и поплелась за Эжем. Он уперся ладонями в подоконник, задумчиво полюбовался копошащейся внизу улицей, и не глядя на меня, спросил:
– И где ж это тебя так угораздило? Ведь говорил же Дмитрий Петрович не отпускать тебя одну! Неприятностей сейчас не оберемся! Хочешь совет?
– Не хочу! – честно ответила я, но Эж мое заявление проигнорировал.
– Избавься от него пока не поздно – на станцию с домашним скотом не пускают!
– Не думала, что ты такой циник, – покачала я головой.
– Я не циник, а реалист, – перебил он меня.
– А он не скот, – парировала я, – и, насколько я помню, устав станции запрещает лишь коммерческую деятельность, а про движимое имущество там ничего не сказано!