– Да так, ничего… – я мотнула головой, чувствуя, как дернулось левое веко. – Закари!
– А? – кристально честная рожица высунулась из-за двери.
– Мне бы очень хотелось услышать ваши оправдания, молодой человек. До вашего отъезда.
– Какого отъезда, моя леди? – оскорбленная невинность удивленно вздернула брови.
– Ты нарушил договоренность, – веско проговорила я, – и отправляешься в приют.
– Вот уж нет! Я никакой договоренности не нарушал! У отельного телефона голосовой набор, специально для слепых, между мной и телефоном было около четырех метров. Так что формально никаких договоров…
– Марш в комнату! – рыкнула я, чувствуя, еще немного и этот мелкий засранец окончательно заморочит мне голову.
– Iuppiter, iratus ergo nefas, – мальчишка скучающе осмотрел свои ногти, поражая нас знанием латыни.
– Я те дам, Юпитера, – пригрозила я, – я те дам – неправа! Марш в комнату, я сказала!
– Как будет угодно, – Зак козырнул двумя пальцами и преувеличено громко хлопнул дверью.
– Зараза! – прошипела я.
– Ань, что это было? – Наташка ошарашено хлопала ресницами.
– Ничего, – я потерла подбородок, стараясь унять бешенство, чтоб ненароком не покалечить паршивца, – а ты знаешь, пообедать это неплохая мысль, только я сперва кое-что сделаю. Погоди минуту.
Оставив Наташку в гостиной, скрылась в своей комнате и, перетряхнув рюкзак, отыскала запасную пару широких браслетов, используемых для дополнительной фиксации пострадавшего. Сцепив их большим карабином и намертво застопорив, получила достаточно крепкие наручники. Жаль, нет цепочки, но ее роль вполне сыграет альпинистский трос. Отмерив от бухты пару локтей, не жалея, отсекла конец. Увязав на карабине «заячьи уши», усилила «контролькой» и, наступив на карабин, подергала за свободный конец, затягивая узлы. Никогда нельзя быть уверенной в надежности, если дело касается такого скользкого типа, как Зак.
– Еще секунду, – попросила я Наташку, проходя через зал.
Гостья проводила меня изумленным взглядом.
Дернув за ручку и обнаружив, что дверь заперта, грохнула кулаком по полированной поверхности.
– Открой сейчас же!
– Не открою, – отказался гаденыш, – ты злая.
– Закари, открой дверь, – подпустив в голос угрозы, потребовала я, – или я сама это сделаю!
– Ладно, уговорила, – пискнул из-за двери Зак, – уже открываю.
Щелкнул замок, и дверь распахнулась, не дожидаясь, пока я поучаствую. Зак отскочил к кровати.
– Помнишь, о чем мы вчера говорили?
Зак замотал головой, отступая еще на пару шажков.
– Помнишь, – не согласилась я и поманила его пальцем, – иди-ка сюда, родной.
– Ах, так не честно! – затараторил мальчишка, одним прыжком перемахивая кровать, спасаясь от разъяренной фурии, – Тебе нельзя было оставаться одной. Ты бы продолжала думать и у тебя бы лопнула голова. Тебе нужно, чтоб кто-то взрослый побыл с тобой, а я не подхожу, вот я и…
– Линь или ремень? – поинтересовалась я, двигаясь так, чтоб загнать его в ванну.
– Ты не можешь меня отлупить, – занервничал он, нашаривая дверную ручку за своей спиной, – это противозаконно!
– Ничего, я переживу, – ласково пообещала я, стопоря ногой дверь, которую пытался захлопнуть мальчишка, – так линь или ремень?
– Черт! Ремень! Довольна?!
– Довольна, – оскалилась я, делая подсечку, заставляя Зака плюхнуться на унитаз.
На то, чтоб скрутить ему руки и примотать свободный конец к поручню на стене потребовалось не более минуты.
– Так ты никуда не влезешь, – я похлопала парня по загривку.
– Ты самая отвратительная и жестокая женщина, которую я когда-либо знал! – Зак шмыгнул носом и, утерев вспотевший лоб плечом, подергал веревку, туже затягивая узел.
– Это я тоже переживу, – хмыкнула я, – а ты посиди и подумай над своим поведением. В следующий раз можешь так легко не отделаться. Если захочешь в туалет, не забывай, что сидишь на унитазе, ладно?
– Иди отсюда, видеть тебя не могу, – буркнул мальчишка, сверля меня сердитым взглядом.
– Не скучай, и помни, о чем я тебя просила.
Я прикрыла за собой дверь, оставляя рассерженного мальчишку в одиночестве. Может быть, он был прав, может быть, так было нельзя, может быть… Но даже самые благие намерения не оправдывают нарушение договоренностей. Со своими проблемами я как-нибудь сама разберусь, безо всяких сопливых мальчишек, пусть и наделенных кое-каким даром предвидения.
– Ты его убила? – поинтересовалась Наташка.
– Нет, просто связала, – взъерошив волосы, проворчала я.
– Хм… уголовное преступление против заведомо несовершеннолетнего с применением насилия. На шесть лет каторжных работ тянет.
– Убийство более тяжкое и тянет от пятнадцати до пожизненного, – возразила я. – Н-да, тлетворное влияние генерала налицо. Пошли, я готова, только давай поедим где-нибудь в отеле, не хочу далеко тащиться. И еще просьба – давай поговорим о чем-нибудь другом.
– Хорошо, – легко согласилась она, – мне тут присоветовали один ресторан в отеле. Хорошая кухня…
Отмотав пару десятков этажей вниз, вышли в просторное фойе, стены которого украшали драпировки, терракотового цвета, гармонируя с темным паркетом на полу. Брызги света, стекающего с пятиярусных люстр, увешанных хрустальными подвесками, отраженные паркетным лаком, были похожи на солнечных зайчиков. Мрачность помещения разбавляли парные белые полуколонны у стен и легкая арочная решетка, искусно увитая плющом, отделяющая фойе от ресторана.
– Несколько траурно, – поделилась Наташка наблюдением.
– Извращенец! – откликнулась я.
– Кто?
– Хозяин этой богадельни, – пожала я плечами, обращая внимание подруги на изогнутую по линии арки надпись, гласящую, что нас приветствует ресторан «У Медичи», – разве нормальному человеку это придет в голову?
– Ресторан у кого?! – поперхнулась моя спутница.
– У Медичи, – мрачно оповестила я, двигаясь к входу в обеденный зал, – ты еще хочешь здесь пообедать?