— Ладно, — говорит Цвет после длинной паузы, — тридцать процентов от прибыли конторы.
Я молчу. А по остальным вопросам что? Заглотил наживку или нет? Посмотрим. В любом случае, давить не будем, посмотрим, как пойдёт. Вообще, хорошо, что он сам на меня вышел. Всё очень славно получилось, за исключением Айгуль.
Немного не могу понять, как быть с ней.
— По рукам, — киваю я со вздохом.
— Это не договор, — отвечает он недовольно. — Не понимаешь? Мы с тобой не сделку заключаем, ты не владелец тотализатора. Он мой. И ты мой, врубаешься? Я даю тебе работу, а ты её выполняешь. Единственное на что ты можешь рассчитывать — это на свои проценты. А ещё на то, что твои косяки я убираю в долгий ящик. Навсегда или нет, от тебя будет зависеть.
— Да не вопрос, понимаю.
Главное, что ты не до конца понимаешь, что я понимаю.
— Ну и всё тогда. Приступай к работе.
— А Айгуль? — спрашиваю я.
— Что с ней?
— Ну, я этим и интересуюсь. Что с ней? Она меня похитила, ну и всё такое. Зачем? И что она хочет?
— Боишься её? — усмехается Цвет. — Это правильно. Она девка ураган.
Да-да, девка уркаган.
— Я так понял, у неё ко мне претензии.
— Считай, что больше претензий нет. Не переживай, она скоро уедет. Дела сделает и всё. Так что живи спокойно. А то что похитила… Ну, ты ж не пострадал, о чём вообще базарить тогда. Всё, бывай.
— А она меня отвезёт обратно?
— Чего? — Цвет начинает смеяться. — Ну, ты сам у неё спроси об этом.
— А Киргиз где сейчас? — спрашиваю я.
Цвет ничего не отвечает, только плечами пожимает, глядя на меня в упор. Ну ладно. Сам узнаю. Выхожу во двор. Как добираться теперь? Нахрена вечно выбирать какую-то тьмутаракань для своих резиденций? Вот она… Айгуль всё ещё во дворе. Шуба снова на ней. Она даёт команды своим «санитарам», отрабатывающим удары.
— Айгуль, — говорю я подходя ближе. — Когда обратно поедем?
— Чего? — она изгибает бровь и смотрит на меня действительно, как на насекомое.
— Ты ж меня привезла, теперь вези обратно.
— А ты что, баба? Женщина мужчину не возит.
— Почему же, бывает по-разному. Тебе сколько лет?
— Тебе это знать не положено, — отвечает она и отворачивается к своим бойцам.
— Речь у тебя чистая, молодец. Надо было бы тебя маме показать, как пример торжества русского языка. Ей бы понравилось.
— Слушай, — снова поворачивается она. — Ты чего нарываешься? Хочешь, чтобы я довела начатое до конца?
— А ты же неместная, да? — отвечаю я вопросом. — Откуда приехала?
— Из Алма-Аты, — говорит она качая головой. — А ты из тех, кому проще дать, чем отделаться, да?
— Неплохой вариант, — усмехаюсь я. — Ты сама предложила.
— Чикуня! — внезапно повышает она голос.
Чикуня, умеющий, как выяснилось сегодня утром, изображать из себя настоящего джентльмена, мгновенно подлетает к нам. Рожа у него совершенно бандитская, не обезображенная интеллектом. Он довольно крупный бычок с крепкой шеей. Тот самый, что ткнул мне под дых. Больше такое не проконает. Можешь не рассчитывать.
— Вот этого, — Айгуль презрительно морщится, — вышвырни за ворота.
Вот же обломщица.
— Давай, — тут же рычит Чикуня и хватает меня за локоть.
— Слышь, — совершенно стандартно и максимально доступно для понимания говорю я. — Руку убери. Под ручку с аптекаршей ходить будешь. Да-нет-Александр.
Должно быть эта фраза каким-то образом ранит его самолюбие. Его дружки, услышав это, начинают ржать. А сам он, вместо того, чтобы выполнить мою просьбу, хватает меня за рукав и тянет на выход.
— Ты чё там тявкнул гандон? — грозно и громогласно вопрошает он. — Я тебя урою прямо здесь!
Неприятный тип. Никакой симпатии не вызывает. Да они все здесь, как на подбор. Дегенераты, одно слово. И такая меня злость берёт, что мне почему-то очень хочется заставить его извиниться. Видно, кстати, что они неместные. Иначе как-то держатся, и в выговоре есть что-то неуловимое, чужое.
Стрелять они не будут, да и месить меня всей толпой вряд ли станут. Я же типа человек Цвета теперь. Так что…
— Извинись, пожалуйста, — спокойно говорю я.
Но он вместо того, чтобы признать свою неправоту, усугубляет положение.
— Ты, гандон штопаный, я тебя сейчас на части порву.
Такой может, если ему позволить, но позволять я ему больше ничего не собираюсь. Я расстёгиваю куртку и резко выкручиваюсь, выдёргивая руку и оставляя в руке Чикуни пустой рукав. Выскальзывая из одежды я оказываюсь у него за спиной и не могу отказать себе в удовольствии, чтобы ни дать пендаля. Как Никола Питерский в «Джентльменах удачи»: