— Наташ, пошли. Я тебе всё расскажу, не переживай. Без утайки.
Мы продолжаем наш путь, а колготки перебираются в её сумку. Уже на подходе к школе мы догоняем стайку пацанов, по виду четвероклассников. Они весело болтают.
— Хрущёв умер и попал на тот свет, — говорит один из мальчишек. — Идёт такой и видит Маркса. У него табличка «ТК». Ну ладно, чё идёт дальше. Смотрит, Ленин стоит. Тоже с табличкой «ТК». И Сталин с такой же. К зеркалу подходит, а на нём тоже такая есть. Он такой спрашивает, чё типа это значит? А ему отвечают, Маркс — теоретик коммунизма. Ленин — творец коммузнизма, Сталин — тиран коммунизма. Он говорит, а я тогда кто? А ты тварь кукурузная.
Они все начинают весело хохотать, а просмеявшись, продолжают дальше.
— А вот ещё, слушайте, ребзя. Брежнев такой читает доклад…
Мы с Рыбкиной обгоняем их и бежим дальше.
— Слыхала? — спрашиваю я.
— Что?
— Анекдот про тварь кукурузную.
— Нет, какой анекдот?
— Да так… пацанята вон рассказывали.
После уроков, как я и ожидал, меня выцепляет Крикунов.
— Брагин! На комитет комсомола.
— И вам здравствовать, Андрей Михайлович, — отвечаю я. — Вот мне интересно даже, вам нравится меня отлавливать каждый раз? Получается, вы даже мысли не допускаете, что я могу по доброй воли на заседание явиться?
— Так, проходи, не задерживайся. Тебя почему в школе не было?
— Я был на задании. В Москву летал.
Мы шагаем в комсомольскую комнату.
— Между прочим, я ваш вопрос не забыл. Вчера только его поднимал.
— Болтун, — реагирует Крикунов и распахивает передо мной дверь.
Оттуда вылетает мокрая тряпка, едва не задевая его лицо.
— Сифа! — раздаётся отчаянный голос из недр комитета комсомола.
Раздаётся и тут же смолкает. Крикунов не снисходит до выяснения того, кому он принадлежит и с порога начинает заседание. Отстрелявшись по-быстрому, он всех распускает.
— Брагин! — говорит он. — Задержись на секунду.
А вас Штирлиц, я попрошу остаться.
— Я хочу тебя серьёзно предупредить. На следующей неделе репетиция открытого городского собрания. Я тебя ловить по переменам не буду. Если провалишь мероприятие, вылетишь из Комсомола.
— Вы что такое говорите, Андрей Михайлович! Меня уже в Партию зовут, сразу как восемнадцать исполнится. А вы тут исключением пугаете.
— Мне вот, честно скажу, насрать, куда тебя там зовут, понял? Мне надо, чтобы у меня мероприятие идеально прошло.
— Почему люди такие неблагодарные… — я делаю паузу, — создания. Хотел сказать «твари», но решил, всё-таки сказать иначе. Я вот вчера встречался с первым секретарём горкома КПСС и ВЛКСМ. Одновременно. Представляете?
— Поздравляю, — совершенно не впечатляется он моими встречами.
— И знаете, что я им сказал?
— Что ты безответственный и никчёмный пройдоха?
— Фу-у-у… Я им сказал, возьмите нашего школьного Крикунова вторым секретарём Центрального райкома.
— Чего? — поднимает он брови.
— Честное слово, — поднимаю я руку в пионерском салюте.
— Паяц, — говорит он, но уже как-то не особенно уверенно, и после небольшой паузы спрашивает. — И что они ответили?
— Захарьин ответил, что не возражает, а Новицкая промолчала так, что я понял, возьмёт. Так что готовьтесь к восстановлению былой мощи. И вот что я скажу. За Комсомолом будущее, не бросайте его и он не даст пропасть уже через несколько лет.
— Ты анаши что ли покурил, Брагин?
— Это типа спасибо такое? Ладно, пошёл я. Комсомол — это молодость мира, кстати.
Я прихожу домой, разогреваю борщ, достаю сметану, густую настолько, что даже непонятно, сметана это или масло. У мамы на работе у коллеги мать держит корову и приторговывает молочкой. Отрезаю хлеба и сала, несколько тоненьких ломтиков, просвечивающих на свету. Сало просто огонь. Мы с мамой едим, а отцу нельзя. Сука Джага. Иногда мне кажется, что зря мы, в смысле человеки, отошли от очень доходчивой и наглядной формулы «зуб за зуб». Я бы не возражал если бы этому уроду вырезали селезёнку.
Ох и борщ! Мама варит его шикарно. Со свёклой и с томатной пастой. Он получается насыщенного цвета, среднего между кармином и киноварью. Свёкла не переварена, твёрдая и даже немного хрусткая, как и капуста. И ещё укроп. Обязательно сушёный зонтик. Наливаю ещё одну тарелку с куском говядины. Я бы мог, наверное, целую кастрюлю съесть.
Приходит отец.
— Ну что, господа малолетние правонарушители, готовы?