— Никак нет. Я сделала случайную ставку и она неожиданно выиграла.
— Сколько поставила? — спрашивает он.
— Десять рублей.
Лида сидит на краю стула, спина ровная, как по линеечке, сама сосредоточенная, собранная. Просто любо да дорого.
— Ого, — говорит сутулый, всё по-настоящему. — И сколько выиграла?
Она немного смущается и бросает на меня взгляд. Я едва заметно киваю.
— Восемь с половиной… тысяч.
— Чего?! Восемь с половиной тысяч? Серьёзно?!
— Так точно.
— Ну вы даёте, сибиряки, — удивляется он. — И бандиты, стало быть, схватили тебя, чтобы отобрать деньги. Так?
— Так точно.
— Ну, и где деньги? У них, я так понял, денег не нашли.
— Не могу знать, — твёрдо отвечает Лида. — Они сразу забрали мою сумочку. Там лежал весь выигрыш. Сумочка приобщена к делу в качестве вещественного доказательства. О деньгах мне ничего не известно.
— Понятно… — кивает он и не мигая смотрит ей в глаза.
Потом переводит взгляд на меня.
— Ну, а ты-то тут с какого боку? — спрашивает он и гипнотизирует взглядом.
— Я вошёл в контакт с подозреваемым Каховским… Младшим. И сообщил информацию капитану Артюшкину и майору Баранову. На общественных началах, так сказать. По личной инициативе.
— Инициативный какой, — хмыкает сутулый.
— Я также оказался случайным свидетелем похищения и проследовал за преступниками и сообщил органам о местонахождении лейтенанта Пироговой.
— И как ты там раньше милиции оказался?
— Воспользовался автомобилем первого секретаря горкома ВЛКСМ.
— И как тебе это удалось?
— Я являюсь внештатным членом бюро горкома и…
— А что, и такие бывают? — перебивает он меня и поворачивается к Гурко. — Это его что ли Ефим хвалил?
— Да, Александр Михайлович, — подтверждает тот.
— Ясно всё с вами, — кивает сутулый. — А почему пошли в КГБ а не в МВД?
— Так… Так ведь Каховский подключил начальника областного УВД…
Сутулый поднимается. Мы все тоже встаём.
— Вижу, — говорит он, — плохи дела в отдалённых доминионах. Некоторые зарвавшиеся начальники совсем совесть утратили! Честь коммуниста позорят, честь милиционера, честь советского гражданина! Воруют, самодурствуют, бесчинствуют! Хорошо, что ещё имеются горячие и бесстрашные сердца, готовые ради Родины собой рисковать. Молодцы. Пирогова, ты коммунистка?
— Нет, — теряется Лида.
— Пока… — добавляю я.
— Не затягивай, — кивает сутулый и не мигая смотрит на Лиду.
— Ну, с тобой всё ясно, — машет он рукой, поворачиваясь ко мне. — Молодой ещё. Хоть и ранний. Работайте, товарищи. Работайте!
Не прощаясь, он поворачивается и выходит из кабинета. Мы с Лидой вопросительно смотрим на Гурко.
— На этом всё, — разводит он руками и улыбается. — Дело сделано.
— Наши победили? — спрашиваю я.
— Победили, — соглашается Марк Борисович. — Всё, можете спокойно возвращаться к себе. Никто вас теперь пальцем не тронет. Занимайтесь своими делами. По Лидии Фёдоровне будет принято решение в ближайшее время, но это уже по месту службы. Мы будем рекомендовать её перевод в другое ведомство. С присвоением очередного звания. Я, от имени партии большевиков, благодарю вас обоих. И свяжись, как приедешь, с Ефимом Прохоровичем. Это тебя, Егор, касается.
— Служу советскому союзу, — отвечаю я.
Из ЦК мы опять добираемся своим ходом. Я предлагаю пройтись пешком и Лида, поколебавшись, соглашается. Мы идём по вечернему городу и любуемся его огнями. Вдыхаем воздух древних улиц и чувствуем силу и мощь своей столицы. Трудно тебе придётся через несколько лет, как и всем нам. Но ничего, мы что-нибудь придумаем…
Когда приходим на Красную площадь, становится темно. Башни Кремля сияют в свете ярких прожекторов, рубиновые звёзды горят с магической силой, а влажный морозный воздух создаёт таинственные световые ореолы вокруг башен.
— Как красиво… — шепчет Лида.
Ну, ещё бы. Дорогая моя столица, золотая моя Москва, её вечное волшебство.
Я смотрю на Лиду. Она разрумянилась от ходьбы и лёгкого морозца. А ещё от того, что груз сомнений и тревоги последнего времени спали, как тяжёлый камень с души. Если бы не милицейская форма, можно было бы сказать, что она похожа на гимназистку из песни, чуть пьяную от мороза.
— Ну что, в нумера? — спрашиваю я, чуть подталкивая её в бок. — Есть не хочешь?
— Не, — улыбается она и машет головой. — Спать хочу.
Она берёт меня под руку и кладёт голову на плечо. Так мы и шагаем всё пять минут, что занимает наш путь от Красной площади до гостиницы.