Выбрать главу

Девлин быстро поправлялся, и через несколько дней уже мог вставать с постели и ходить по дому с помощью трости, когда-то принадлежавшей деду Мередит. Его настроение после возвращения жены к нему в постель заметно улучшилось, а возможность передвигаться сделала Джереми почти снова самим собой, хотя он и горячился по поводу запрета вернуться к верховым прогулкам.

Мередит, освободившись от необходимости развлекать мужа, могла уделить некоторое время контролю за посадкой огорода, где выращивала многие из составляющих для своих снадобий.

Однажды днем она возвращалась домой с участка земли, где выращивали овощи, совершение уставшая. Старое платье, одетое специально для этой работы, промокло от пота. Влажные волосы выбились из узла на затылке и рассыпались вокруг лица.

Войдя в заднюю дверь, Мередит услышала мелодичный женский смех, доносившийся из гостиной. Заинтригованная, она направилась по коридору, чтобы взглянуть на гостью, — резко застыла в дверном проеме.

Джереми сидел на красной бархатной софе, положив раненную ногу на сиденье. Опал Гамидьтон расположилась напротив в изящном кресле. Она, как всегда, красиво оделась для визита. На сей раз на ней было бледно-розовое атласное платье, подчеркивающее нежный цвет лица. Опал улыбалась Девлину, ее глазки блестели, а влажные губы — слегка приоткрыты. Он улыбался в ответ, что очень покоробило Мередит. Оба обернулись при ее появлении.

— Бог мой, Мередит, как… как необычно ты выглядишь, — прокомментировала Гамильтон. — Что такое ты делала?

Мередит взглянула на свое старое, поношенное платье с испачканной каймой. Она знала, что волосы ее растрепаны, а лицо влажное и блестит от пота, и сразу же почувствовала себя смущающе огромной, неуклюжей и страшно непривлекательной по сравнению с кукольной внешностью гостьи.

— Я… Я прошу прощения… Только что с огорода. Я не знала, что ты здесь. Я хочу сказать, что услышала смех и прошла посмотреть, кто к нам пожаловал. Ни за что бы не пришла, если бы знала, что у нас за гостья. — Она вспыхнула от смущения. — То есть, я бы вначале переоделась… — «Господи! Что я несу?» — мелькнуло в ее голове.

— О, ничего страшного, Мередит. Мне бы и в голову не пришло обижаться на твой внешний вид. Мы же так давно знаем друг друга, и я видела тебя и в более затрапезном состоянии.

Мередит покраснела еще больше. Девлин улыбнулся ей и пододвинул ногу, освобождая место.

— Входи, дорогая, и присоединяйся к нам. Его улыбка глубоко ранила ее сердце. Она была уверена, что муж вместе с Опал насмехается над уродливой одеждой.

— Нет, спасибо, — сдержанно ответила Мередит. — Мне нужно переодеться к ужину. Сожалею, то отсутствовала и не могла принять тебя, Опал. — О, не беспокойся, — лукаво улыбнулась Гамильтон. — Джереми чудно развлек меня.

Мередит натянуто улыбнулась и поспешно ретировалась, почти бегом бросившись по лестнице к своей комнате. Смущение и злость сжигали ее. В своей радости из-за отсутствия Лидии она забыла об Опал. Мередит глупо поверила, что ее муж будет принадлежать ей одной. Но он всегда найдет какую-нибудь смазливую кокетку, чье общество ему приятнее, чем компания Мередит.

Пока она дошла до спальни, ярость полностью охватила ее душу. Мередит сорвала с себя одежду и швырнула на пол. Налив воду в таз, она смыла с себя пыль и пот, затем оделась в чистое белье и платье. Поглядевшись в зеркало, Мередит вздохнула. Траур явно не красит ее. Черный цвет скрадывает краску щек и делает тусклым блеск волос. Обследовав свое отражение, она решила, что похожа на огромную черную ворону. Не удивительно, что Джереми находит удовольствие в обществе изящной, прелестно одетой Опал Гамильтон. Мередит со злостью подумала, что вырвала бы все так аккуратно уложенные и накрученные волосы этой куклы Опал. Ну почему она не бегает за чьим-нибудь еще мужем?

Неожиданно она услышала медленные, ритмичные шаги Джереми по лестнице и повернулась к нему лицом, как только он вошел в комнату. Девлин улыбнулся.

— Ты уже одета? А я-то надеялся полюбоваться тобой без одежды.

— Уверена, с Опал Гамильтон болтать куда интереснее, — холодно парировала Мередит.

Его улыбка стала еще шире.

— Эй, да ты ревнуешь.

— Разумеется, нет. С какой стати мне ревновать? У меня нет прав на тебя и нет желания приобретать их.

— Лгунья. Ты точно ревнуешь. А знаешь, мне это нравится.

— Я не ревную! Просто мне не настолько приятно общество Опал Гамильтон, как тебе.

— Она похожа на женщин, которых я знавал в Лондоне, — произнес Джереми, имея в виду, что их гостья ничтожна и скучна, но его слова для разозлившейся Мередит имели противоположное значение. «Гамильтон напоминает ему то, что он знал всю свою жизнь, к чему хотел вернуться, — подумала она, — тогда как я ничуть не похожа на женщин, с которыми он был знаком. Неудивительно, что ему нравится Опал». Мередит понимала, что у нее нет против такой соперницы ни малейшего шанса.

Но Джереми, который в этот момент наполовину отвернулся, снимая свободный халат, наброшенный поверх рубашки и бриджей, не заметил расстроенного лица жены. Он весело продолжил:

— Итак, раз ты уже одета, мне не остается ничего иного, как отправиться на верховую прогулку.

— Что?! Ты не сделаешь ничего подобного!

— Мередит, я достаточно долго оставался инвалидом. Пора снова начинать жить.

— Но у тебя больная нога.

— Она уже почти зажила. И я не собираюсь ездить по всей «Мшистой заводи», а просто планирую немного прогуляться на спокойной лошадке вниз по подъездной аллее и обратно, то есть немного размяться. Мне нужно разрабатывать ногу, иначе мне никогда не стать прежним.

— Ты самый упрямый из всех людей, которых я знала!

— Возможно, — спокойно согласился Девлин. — Но нога почти зажила, и я не понимаю, каким образом поездка верхом может повредить ей. Икра не обожжена, только бедро… Так что сапоги не натрут ее. Да и седло тоже, потому что ожог на внешней стороне.

— Хорошо, — раздраженно бросила Мередит, — отправляйся. В конце концов, это же не моя нога.

Джереми усмехнулся:

— Рад, что ты вспомнила об этом. А теперь будь паинькой и принеси мне мои сапоги, хорошо?

Он присел, чтобы снять мягкие домашние тапки.

Метнув в его сторону гневный взгляд, Мередит прошагала к гардеробу и открыла дверцу, потянувшись, чтобы схватить обувь.

Ее рука повисла в воздухе, и она ошеломленно уставилась на маленькую цветную змейку, скользящую по голенищу одного сапога. Дотронься она до ботфорта мгновением раньше, эта тварь укусила бы ее. Эта мысль отрезвила и вывела из шока. Мередит взвизгнула и отскочила назад. Девлин в ту же секунду оказался рядом.

— Что случилось?

Она молча указала на змейку, теперь переползающую через носки сапог. Одной рукой Джереми подтолкнул жену к себе за спину и другой схватил попавшуюся под руку каминную кочергу. Этим импровизированным оружием он ударил мерзкую тварь, направляющуюся в их сторону. Змея подергалась и затихла. Девлин повернулся, его верхнюю губу покрывала испарина.

— С тобой все в порядке? Она не укусила тебя? Мередит покачала головой. Неожиданно ее затрясло.

— Нет. О, Джереми, она же сидела в твоем сапоге… Я хотела уже взять его, как увидела ее голову!

Он притянул жену к себе и крепко обнял.

— Все хорошо. Этого не случилось… Слава Богу, что я никуда не ушел. — Девлин коснулся губами гладких волос. — Никогда не видел таких змей. Она ядовита?

Мередит даже передернуло.

— Смертельно. Я видела, как мужчины, такие же большие, похожие на тебя, умирали через несколько минут после ее укуса.

Джереми подвел жену к креслу и сел, взяв Мередит на колени. Она обвила его шею руками и положила голову на плечо. Прежнее раздражение на него улеглось, когда она ощутила блаженство покоя и безопасности в кольце его рук. Девлин успокаивающе поглаживал ей спину, но сам хмурился. Его взгляд стал холодным и задумчивым.

ГЛАВА 22

Нога Джереми продолжала заживать, и вскоре он вернулся к своей работе. Мередит проводила большую часть времени над заполнением «освобождающих бумаг» для рабов. Каждую неделю они «отпускали на волю» все больше и больше людей. И хотя соседи — кто с испугом, кто с интересом и скептицизмом — смотрели на них как на сумасшедших, эксперимент, по крайней мере, начинался успешно. Все шло в соответствии с планом Девлина. Всего лишь несколько негров покинули плантацию, зато оставшиеся многократно усилили производительность труда. Свободные, работающие за плату люди проявляли куда большую заинтересованность в получении хорошего урожая, а Неб оказался прекрасным управляющим — смекалистым, трудолюбивым и требовательным.