Я не сразу понял, отчего вдруг так защемило сердце, будто ему сразу стало тесно и неприютно в груди. Хорошо, когда тебя кто-то ждет! Меня нигде и никто не ждал. Меня ждали лишь мои дела: в дальнем районе какая-то незнакомая мне женщина (а может, и знакомая — дальний район был моей родиной) выращивала прекрасную конопель — об этом надлежало написать в нашу областную газету очерк…
Это, наверное, часто так бывает: пока человек рядом, ты как-то не торопишься узнать о нем то или это. А вот разошелся, разъехался с ним в разные стороны и сразу почувствовал вдруг обострившийся интерес к его жизни, понял, что самое-то важное в нем ты, в общем, так и не узнал.
Что за человек Федор? И кто эта встретившая его женщина с девочкой? Почему он уехал от них, а теперь вот снова вернулся? Никто уже не мог ответить на эти вопросы, и потому, может быть, они так настойчиво, снова и снова лезли в голову. Хотелось знать, как сложится дальнейшая судьба этого хмуроватого, замкнутого человека. Тем более, что с нынешнего дня, вот с этой встречи у поезда, в жизни Федора начиналась новая полоса…
Бывает, возьмешься читать чем-то захватившую тебя с первых же страниц книгу, дойдешь, что называется, до самого интересного места, и как раз на том месте, по какой-то неотложной причине, тебя прервут, а то и вовсе книгу заберут. Немного подосадуешь, а потом начинаешь думать-гадать: как там да что будет дальше с героями книги.
Книгу своей жизни Федор лишь чуть-чуть приоткрыл передо мной, но получилось так, что открыл на самых важных, самых интересных страницах. Хотелось заглянуть в продолжение, хотелось знать, что будет дальше, чем будут заполнены новые страницы.
Но как и что будет дальше — этого пока не знал и сам Федор. Потому, надо думать, он и ехал в таком тревожном напряжении, потому и говорил мало, говорил, не договаривая…
У какого-то французского писателя приходилось читать: как плохо, что мы не знаем, что будет с нами через месяц, через год, через десять лет… Как хорошо, что мы этого не знаем!
Месяца через два, если не больше, уже на переломе лета, опять случилось мне быть почти в тех же местах, где сошел Федор с поезда.
Колеся проселками, я как-то к вечеру попал в один колхоз.
И вот, сидя в правлении этого колхоза и слушая, как председатель разговаривал по телефону с каким-то Федором, а повесив трубку, еще и ругнул его «чертом косоруким» за то, что тот требовал чего-то такого, что заставило председателя и раз и два поскрести лысину, я вспомнил о дорожном знакомстве и спросил, а что это за человек Федор.
— Что за человек? — Председатель опять почесал затылок, потом взял со стола резное деревянное пресс-папье, покрутил его в руках, подумал. — Столяр он. И как работник — дай бог. Это так я его косоруким, между прочим, руки у него золотые… А как человек… — еще подумал, подыскивая нужное слово, — человек, как бы сказать, с чудинкой. Непохожий какой-то. Строгает, строгает, а потом вдруг, ни с того ни с сего возьмет стружину посмолистее и начнет ее на свет разглядывать, нос в нее воткнет, нюхает. И думает о чем-то, будто и он и не он это делает…
«Не мой ли знакомый?» — подумал я. А председатель менаду тем продолжал:
— В больничку нашу, где его жена работает… — тут он на секунду запнулся, — да, теперь, считай, уже жена, недавно расписались. Так вот в больничку для ребятишек, которым там тоже бывать случается, всяких стульчиков, полочек, игрушек понаделал. Да все так здорово. Я говорю, выписывай счет, оплатим, не такой уж бедный колхоз. А он рассмеялся, будто я неумное что сказал. «Чудак, — говорит, — ты, Бородин…» И все. Значит, не он, а я — чудак…
«Нет, пожалуй, это не тот Федор, какого я знаю…»
— А то как-то раз, — председатель, должно быть вспомнив что-то, добродушно усмехнулся, — за дворами дело было, он там рамы у коровника чинил — гляжу, стоит и куда-то в поле смотрит. Да так-то пристально, ну будто дело делает. Подхожу, стал рядом, гляжу — за полями, над лесом радуга горит. Неужто на нее воззрился мужик? На нее! А меня заметил еще и пригласил: гляди-ка, мол, какая красота, будто и он и я эту красоту в первый раз увидели…
Председателя вызвали по какому-то срочному делу, и он заторопился.
— В другой раз доскажу. А то так, если интересно, сам сгуляй в соседнее село, в Чистую Поляну — он там живет, Федор-то. После объединения это вторая бригада колхоза. Как войдешь — не то седьмой, не то восьмой дом на левой руке. Да там спросишь…
Я, конечно, «сгулял» до Чистой Поляны. Было туда каких-нибудь два километра, и через полчаса я уже входил в раскинувшееся на берегу реки зеленое, очень уютное село. Школу на околице окружали высокие тополя; еще какое-то большое белое здание, должно быть больница, тоже все было в зелени; позади домов тянулись густые сады.