Татьяна Васильевна сердито отодвинула от себя бумаги, спустила шерстяной платок на плечи.
— Ты вот удивился, что народ у нас весь на работе. Как, мол, так, ведь колхозники только по летам работают, а зимой на печи лежат?.. Не угадала? Ну, не обижайся. А только ваш главный инженер думает близко к этому. Я у него трактор прошу: навозу много у дворов накопилось, а лошадей вывезти — не хватает. Прошу специалистов автопоилки установить: еще по осени купила, ржавеют без дела. А он мне: «Раньше весны не могу: сейчас трактора в ремонте, а потом на лето беречь надо: на сев, на уборку. Специалисты тоже на ремонте заняты…» Видишь, как получается? Не когда колхозу надо, а когда хотим, когда нам удобнее, тогда и дадим. На первый-то взгляд вроде даже дальновидно получается: про уборку человек думает. А какая ж тут дальновидность, если урожай-то сейчас, зимой, надо готовить, а то и убирать-то нечего будет…
Зазвонил телефон. Хлынов, сидевший к нему всех ближе, снял трубку.
— Алло!.. Да, я, Захар Петрович… На Белой Гриве щиты повалило?
— Поставить! — коротко кинула Татьяна Васильевна.
— Надо снова поставить. Да, да, она сказала… Ну, уж это, Захар Петрович, ты и сам знаешь…
Хлынов повесил трубку.
— Да, товарищ Гаранин, — видимо, уже выговорившись, не так горячо, хотя по-прежнему сердито, продолжала Татьяна Васильевна. — И зимой на печи не лежим, работаем. Корма скотине возим, зерно готовим, снег задерживаем… Вон, щиты второй раз валит… И рабочий цех наш не под стеклянной крышей, а под открытым небом, ни от мороза, ни от пурги никуда не спрячешься. И жара, и дождь, и всякая непогодь — все наше, все хлебаем полной мерой.
Татьяна Васильевна улыбнулась, глаза ее подобрели, и все лицо стало светлее, моложе.
— Вот видишь, и тебе под горячую руку попало… По совести говоря, потому это я так расходилась, что в последние годы мало и внимания и уважения стало к нашему крестьянскому труду. Пленум-то недаром этот вопрос на свою повестку поставил.
Татьяна Васильевна взглянула на ходики, встала.
— Ну, мне пора на фермы. Если что плохо объяснила, Митя за меня тут доскажет… Да, все забываю спросить у тебя, Дмитрий: колеса-то шинуете?
— Шинуем, Татьяна Васильевна, — ответил Хлынов. — Четыре стана уже готовы.
— То-то, не откладывайте. Как говорится, готовь сани летом, а телегу зимой… Ну, я пошла.
Илья сказал, что ему тоже хотелось бы побывать на фермах, а с парторгом он и потом может поговорить.
— Э, да я вижу, ты и впрямь не торопишься! — опять, как и в начале разговора, хитро прищурилась Татьяна Васильевна. — Что ж, пойдем за компанию…
Только к вечеру, уже затемно, вернулся Илья в контору МТС и сразу же прошел в кабинет Оданца.
— Дело есть, Дмитрий Павлыч.
Оданец отогнул рукав, посмотрел на часы.
— А может, до завтра отложим? И так уж седьмой час, рабочий день давно кончился… Не терпится? Ну, давай выкладывай. Да! Чтобы не забыть: завтра утром в город еду, ничего наказывать не будешь? Ну, ну…
Оданец выслушал Илью с видом человека, которому известно все до последнего слова. А вместо ответа вытащил из папки небольшую бумажку и положил на стол: читай.
В бумажке строго напоминалось, что использование тракторного парка на всяких подсобных работах допускается лишь в исключительных случаях и под личную ответственность директоров и главных инженеров. На сев все машины должны выйти, как новые.
— Ясно?
— Не совсем. Все-таки допускается?
— Это-то ты запомнил, — Оданец усмехнулся, — а что два раза упомянуто «под личную ответственность», пропустил, А что это такое «под личную ответственность»? Да это и есть фактическое запрещение. Попробуйте, мол, дайте трактор колхозу сейчас, а потом он на севе станет, тогда держитесь и никакой пощады не ждите: предупреждали…