— Конечно, она счастлива. Она ведет себя как капитан команды поддержки с самыми большими помпонами.
— И что в этом плохого?
— В ее возрасте? С ее сердцем?
— Послушай, мне надо идти.
— Миссис Гилберт говорит, что тебе надо писать не для серии «Искушение», а для серии «Откровение», для «Искушения» в твоих романах слишком много непристойных сцен.
— До свидания, Кейт.
Джек повесил трубку и мрачно уставился на компьютер, сгибая и разгибая большие пальцы рук — упражнение для профилактики заболеваний суставов запястья. С тех пор как неделю назад здесь появилась Молли, муза перестала его навещать. Он не мог спать, но работать он тоже не мог. Он прекрасно работал до нее, он написал пять книг за год, побив мировой рекорд. Но теперь каждое утро он смотрел на экран монитора в холодном поту. Он слышал, как в соседней комнате радостно вскрикивала Молли. Он позволил ей перетащить к себе в спальню так понравившийся ей письменный стол и тем самым обрек себя на ежедневную пытку — слушать, как она насилует клавиатуру в соседней комнате, сидя за этим столом. Печатала она без устали. Все утро он ее слушал. Сдавленные смешки, приглушенные охи. Он закрыл глаза, представляя, как она делает себе харакири компьютерной мышью.
Джек сгорбился, сидя за компьютером. Он пытался сконцентрироваться. «Думай, — приказывал он себе. — Думай о красоте нежных щечек Примроуз, о ее потрясающих голубых глазах, о ее скромном взгляде». Но когда он пытался представить Примроуз, перед глазами его вставала Молли с ее упрямым подбородком и пронзительными глазами цвета грязи.
Джек вошел в Интернет. Он уставился на свой рейтинг продаж на Амазоне. Он заходил на их сайт в четвертый раз за сегодняшнее утро, и рейтинг продаж его последней книги так и держался на уровне 30 453 экземпляров. Он проверил, как идут дела у трех его главных конкурентов, и с упавшим сердцем обнаружил, что они популярнее Джека, по крайней мере, на 5000 проданных книг. Он боялся, что пик его популярности как писателя уже миновал и все, на что теперь могли рассчитывать его книги, да и он сам, — это уничижительное забвение на покрытых толстым слоем пыли книжных полках.
Джек услышал, как открылась дверь в комнате Молли, как скрипнули половицы. в коридоре. За сим последовало неизбежное: раздался стук в его дверь.
— Да?
Молли приоткрыла дверь в его спальню и просунула голову в щель. Вокруг глаз ее темнели круги от не смытой с вечера туши.
— Я варю кофе. Хотите?
— Нет.
— Точно?
— Да.
Она вошла в его комнату и почесала свой округлый живот.
— Я сегодня в ударе. Прямо в жар бросает. Хочу вам сказать, это такие сильные впечатления, когда персонажи появляются словно сами по себе, уже готовенькие! Похоже на клонирование, верно?
— Нет.
— Ну, для меня похоже. Я уже не могу печатать быстрее, а ведь хочется. И то, что они говорят, так забавно. Я ловлю себя на том, что смеюсь над их шутками. И теперь я понимаю, что больше всего мне хочется поскорее закончить вторую главу. Я как кобыла, учуявшая воду. Несусь во весь опор.
Джек закрыл глаза.
— А как у вас дела? — спросила она.
— О, замечательно. Просто отлично.
— Это как болезнь. — Молли толкнула дверь. — Мне не терпится снова к ним вернуться. Ну ладно.
Она закрыла дверь. Джек стиснул зубы. Нет ничего хуже оптимизма начинающего писателя. Он слышал, как Молли весело насвистывает, спускаясь вниз. Он сделал глубокий вздох и закрыл глаза.
Джек пытался успокоиться, вернуться в рабочий режим. Он готовился к прыжку, головокружительному прыжку из мужского мышления в женское. Чтобы начать думать как женщина, надо было на время превратиться в женщину. Вот это настоящий квантовый скачок. Скачок туда, где все зыбко, все пористо и все тянется в разные стороны. Где почва постоянно уходит из-под ног. После дня, проведенного в женской голове, Джек чувствовал себя измотанным и измученным. Непросто жить в постоянном стремлении угодить, не ударить в грязь лицом, оправдать ожидания. Постоянно смотреть на себя глазами других людей, во что бы то ни стало стремиться сохранить хорошие отношения с окружающими и, самое главное — с любимым мужчиной.
Но как бы там ни было, Джек любил женщин. И в частности, по этой причине ему обычно нравилось работать над женскими персонажами. Они переживали из-за всего на свете. Все на свете драматизировали. Вполне невинное и заурядное замечание, сказанное в их адрес, в интерпретации женщин приобретало значимость, скрытый смысл и потенциал. Из одной реплики они могли раскрутить триллер с лихо закрученной интригой. Они нее прирожденные актрисы и драматурги театра абсурда. Но сегодня Джеку, по всей видимости, квантовый скачок совершить не удалось, ибо ему не приходило на ум ничего путного. Тогда как перед его мысленным взором в ритме вальса должны были кружиться боль, страдания и неизбывная тоска по счастью. Но экран его внутреннего зрения оставался пустым, плоским и угрюмым, таким же, как экран монитора перед его глазами. Поэтому Джек ограничился тем, что напечатал «пристрели меня» семьсот пятьдесят раз, чтобы общее количество слов составило положенные полторы тысячи, и освободил себя для завтрака.