— О, да брось ты.
— Ты думаешь, мы так сильно от вас отличаемся? Если вы нас колете, разве наши раны не кровоточат? Если вы причиняете нам боль, разве мы не плачем? Если вы играете с нами, разве мы не чувствуем стыда?
— Господи, дядя Джек, я не хотела тебя огорчать.
Он пожал плечами и глубоко вздохнул.
Леда похлопала его по руке.
— Я не буду этого делать, идет? — Она поцеловала его в лоб. — Пожалуйста, не плачь.
Джек вымучил бодрую улыбку и протянул ей руку.
— Я рад, что мы с тобой поговорили.
Джек сидел в офисе Люсинды. Ему пришлось заплатить из своего кармана за перелет в Нью-Йорк и лично вручить Люсинде рукопись, а затем настоять на том, чтобы она прочла ее прямо здесь, у него на глазах. Нет, спасибо, он подождет. Все те два часа, пока Люсинда читала, Джек сидел, разглядывая ее офис, и он успел заметить, что его книги она расположила так, что они в отличие от книг других авторов сразу бросались в глаза.
Люсинда засмеялась. Она перевернула страницу и засмеялась вновь. Джек, приободрившись, улыбнулся, хотя ему было немного не по себе, ведь он-то знал, что написал не комедию.
Люсинда прыснула от смеха:
— Эта Честити, она такая… такая…
Джек кивнул:
— Спасибо.
— И этот Бью…
— Вам нравится?
— Он… он… — Люсинда ловила ртом воздух.
— Слишком добродетельный?
— Мягко сказано…
— Я его немного отретуширую, сделаю чуть более приглушенным. — Джек сделал запись в блокноте.
Наконец Люсинда откинулась на спинку кресла и швырнула рукопись на стол.
— Могу я спросить, какую гадость вы принимали?
— Простите?
— Это не любовный роман. Это пособие для тех, кто желает уморить читателя. Добиться того, чтобы читатель сдох от скуки.
— Я не понимаю, о чем вы.
— Взгляните на Бью. Вы вкладываете ему в голову сентиментальные, невинные мысли, тогда как все его помыслы должны быть направлены на то, чтобы овладеть предметом своей любви всеми мыслимыми способами.
— Но я подумал… Вы знаете, времена меняются, и я подумал, что, возможно, читатели готовы принять парня, которого не обуревают темные страсти. В том смысле, что он не думает о совокуплении двадцать четыре часа в сутки. Пришла пора вывести новый образ героя: образ обычного парня, такого как все. Знаете, хорошего парня. Милого.
Люсинда хмыкнула:
— Ваши читатели уснут, упав головой в свой поп-корн.
— Но мне хотелось идти в ногу со временем. Сейчас мужчины другие — приятнее, спокойнее. Они более чувствительны. Терпеливы. Сдержанны.
— Вы когда в последний раз читали газеты?
— Да, но то пресса. А среднестатистический парень — это милый парень.
— Я думаю, вы потеряли нить.
Джек уставился на страницы рукописи.
— Я думал, я сделаю что-то отличное от того, что делают все. Встряхну устои жанра. Установлю новую, более высокую планку.
— И доведу себя до банкротства?
Джек опустил голову на руки. Люсинда нетерпеливо схватила рукопись.
— Послушайте, все милое в этом парне должно быть спрятано глубоко, так что героиня этого видеть не может. Поэтому вам надо заставить его опустить ее ниже плинтуса, превратить ее в эмоциональный фарш в одной сцене, а в другой показать, как он мирно играет с любимым псом, как чешет у него между ушами. Чтобы мы могли уразуметь, что за сбитыми костяшками и мрачной ухмылкой скрывается доброе сердце. Но ради Бога, не забывайте о сбитых костяшках и мрачной ухмылке.
Джек поднял глаза.
— Но я подумал, что я могу отойти от схемы, что я попытаюсь написать книгу о том, кто влюбляется с первого взгляда и встречает взаимность в своей избраннице, и они оба по-настоящему милые, приятные люди, и единственное, что не дает им соединиться, — это… общество. Ну, знаете, как в «Ромео и Джульетте».
— «Ромео и Джульетта» — книга о половой связи с лицом, не достигшим совершеннолетия, о насилии родителей над детьми, о суициде и убийстве. Вот это настоящий любовный роман.
Люсинда стряхнула с лацкана пиджака несуществующую пылинку. Джек подумал, что этим жестом она давала ему понять, что ему пора сматываться. Но он сидел такой жалкий и забитый, что Люсинда над ним сжалилась.
— Послушайте, если вы хотите продолжать писать любовные романы, Джек, то вам нужно понять простую истину.
— Какую?
— Женщины не любят милых мужчин.
Взглядом она указала ему на дверь.
Джек делал вид, что не понял намека.
— Могу я просто спросить? — промямлил он. — Как вам понравилась Честити?
— Честно?
Он кивнул.
— Заплесневелый сыр в дальнем углу холодильника вызывает у меня больше интереса.