— Проблема в том, — сказал Джек, — что общество больше не выполняет своей; роли сдерживающего фактора. Все делают только то, что им нравится. Никто не думает о других. Раньше человек жил в обществе, где каждый оглядывался на другого. Общество регулировало жизнь каждого своего члена.
— Ммм, — промычала Молли.
— Каждый знал свое место, знал, что делать.
Джек замолчал и с восхищением уставился на Молли, которая ковыряла в носу платком.
— Тебе не кажется, что именно в этом главная проблема сегодняшнего дня? — подсказал он. — Что у нас нет общества, которое бы направляло наши жизни в нужное русло?
Молли в последний раз высморкалась и вытерла нос.
— Ты не знал, что до двадцатого века женщинам не сдавали квартиры? Что если три женщины селились вместе, то считалось, что они устраивают бордель? Мне кажется, что ситуация заметно улучшается.
Джек замолчал.
— Тогда почему ты плачешь? — спросил он после паузы.
— У меня сенная лихорадка.
— Вот как.
— Обычно в это время года она не так сильно проявляется, но сейчас я почему-то расклеилась. Спасибо за платки. — Молли протянула ему полупустую пачку и улыбнулась. И улыбка совершенно изменила ее, как солнечный свет меняет подсолнух. Такой неожиданной была эта перемена, такой радостной, что сердце Джека подпрыгнуло. Он словно зачарованный уставился на Молли. — Что? — сказала она.
— Ничего. — Он быстро встал и надел куртку.
Молли удивленно подняла на него глаза:
— Куда ты собрался?
— На свидание.
— А, верно. — Она начала снова листать журнал. — Приятного вечера.
Выйдя из дома, Джек посмотрел в окно гостиной, украдкой наблюдая за Молли. Ему не хотелось никуда ехать на ночь глядя. Как-то так вышло, что с каждым разом свидания с Хизер доставляли ему все меньше удовольствия. Во всяком случае, ее общество доставляло ему куда меньше удовольствия, чем он ожидал. Он понятия не имел, какой это тяжкий труд — постоянно держать в памяти все, что ты должен знать о другом человеке. Что для нее важно. Каких тем следует избегать. Фиги, например. Хизер испытывала панический ужас перед фигами. Любое упоминание этого фрукта, буквальное или фигуральное, категорически воспрещалось. Фиги, как вскоре выяснил Джек, могли вызвать у нее визг или, что еще хуже, привести к оглушающему молчанию. А молчание Хизер, как оказалось, было подобно минному полю. Он пробирался по нему осторожно, внимательно глядя по сторонам, с большой осторожностью поднимая и опуская ноги. Но Хизер постоянно напоминала ему о том, что установление прочных отношений всегда требует усердной работы и прилежания. И она была хорошим тренером.
— Заедешь? — спросила она.
— Что, прости?
— Заедешь за мной в половине восьмого?
— А мы не могли бы просто встретиться на месте?
— Джентльмен всегда заезжает за своей леди.
Джек вздохнул, прикрепляя еще один шлем к заднему сиденью. Еще раз вздохнув, он завел мотоцикл. Почему не нашлось девственниц к западу от Четыреста пятой?
По дороге Джек старался смотреть только прямо перед собой, не обращая внимания на рекламные щиты, что маячили со всех сторон: блестящие губы размером шестьдесят на сорок футов, глубокие вырезы и качающиеся попы. Куда бы он ни посмотрел, всюду находил обнаженные женские тела. Он чувствовал себя как Одиссей, привязанный к мачте, проезжая мимо всех этих сирен с Мэдисон-авеню, что манили его к себе и вопили: «Джек, Джек, иди ко мне!..» Не обращая внимания на свой член, который извивался, словно его вяжут канатами, он крепко сжимал руль мотоцикла и думал о своей Пенелопе.
Но когда он прибыл на место, Пенелопа заставила его ждать.
— Я не готова, — сказала она и закрыла дверь перед его носом.
Джек прислонился к стене, имитирующей беленую стену глинобитной хижины, и двадцать минут охлаждал ступни, пока Хизер не вышла, свежая и хрустящая, как огурец, завернутый в пластик.
Она подставила ему щеку для поцелуя. Когда он наклонился к ней, в нос ему ударил невинный запах диких лилий. Ее ухо было таким чистеньким и розовым, что ему вдруг захотелось его укусить. Но он удовлетворился тем, то чмокнул ее в шею под скулой.
— Полегче, — сказала она.
— Готова? — Он повернулся и направился к лифту. На середине коридора он заметил, что ее нет рядом. Джек обернулся.
Хизер по-прежнему стояла на пороге своей квартиры с поднятой бровью.
— Что? — сказал он.
— Я жду.
Мысленно он щелкнул тумблером в голове, включив обратную перемотку, как в видеоигре. Он шарил глазами по экрану, пытаясь понять, что он упустил, что там маячит сбоку, что в любой момент готово выпрыгнуть из тени и уничтожить его. Он приехал, чтобы забрать ее, он целомудренно поцеловал ее, он принес полный бумажник баксов, чтобы заплатить за ужин. Она скрестила руки на груди.