— Хорошо днепропетровцам хвастать своей предприимчивостью. У них ведь все схвачено и на всех уровнях сидят свои, — говорил один из беседующих.
— Потому и схвачено, что народ там особенный, — прозвучало в ответ.
— Чем же он особеннее других? — кипятился первый спорщик.
— Тем, что работает, а не орет на митингах.
— Знаете, — послышался голос третьего человека, — по данным переписи 1900-го года там 86% населения записало себя евреями. Это говорит о чем-то? Пока мы разрушаем себя, они не теряют времени даром.
***
Любая ярмарка — это, конечно, праздник. Так же и в Нижнем Новгороде торжественность присутствовала во всем — в древности самого города; в нашем понимании того, какими усилиями восстанавливалась его славная история в виде этого Ярмарочного Центра; в чувстве причастности к нему, заключающемся в том, что именно книжникам выпала честь первыми провести здесь салон. Но я испытывала ощущение нескольких праздников вместе: кроме самой ярмарки, меня вдохновляло и то, что я занялась издательской деятельностью, протекающей успешно и позволившей мне попасть сюда.
На первом этаже главного здания размещались павильоны еще чувствовавших себя уверенно книготорговцев — книжных баз и книготоргов. Их со вкусом оформленные стенды изобиловали ассортиментом, от которого разбегались глаза. Но они не интересовали тех, кто понимал, что эти структуры доживают последние дни и работать с ними не придется. Книжные базы и книготорги были посредниками между владельцами тиражей и розничной торговлей, звенья разрушающейся государственной системы поставок. Не зря посетителей в этом зале было мало.
Пожилые расплывшиеся тетки: главные товароведы, директора торгов, заведующие базами — бывшие паучихи, «сидящие» при социализме на дефиците, — пригревшись, скучали на своих местах. Они были похожи друг на друга, с высокими налакированными прическами, в нарядах из заморского ширпотреба, окутанные облаками крепких ароматов. И сидели одинаково: положив ногу на ногу, покачивая верхней из них. Изображая персонажей из буржуйских фильмов о «красивой жизни», они курили с фальшивой глубокомысленностью, оживленно стрекотали, пытаясь обсуждать перемены, происходящие на глазах. Но смысл перемен улавливался ими однобоко, ибо они ни о чем не беспокоились, еще чувствовали себя хозяевами положения. Пока что у них были деньги, и они могли свободно пользоваться круговой порукой, созданной за долгие годы монопольного владения книжным рынком. Пока что все у них было хорошо. Иногда в их рядах слышался смех и возгласы приветствий, посылаемых через весь зал. С собственно книгой их ничто не роднило, они могли перейти на торговлю, например, спичками или гвоздями, при этом были бы так же вальяжны и благополучны.
От сигаретного дыма над ними постепенно сизел воздух, на столиках начали появляться исходящие паром чай, кофе и горячительные напитки. Откровенно радуясь жизни, они не замечали примет надвигающегося развала, заключающегося в отсутствии возле них посетителей. Они гуляли. В атмосфере, их окружавшей, сгущалось ощущение сытости и довольства. На меня пахнуло чем-то тупым и удушливым, на душе сделалось муторно, и я поспешила к издателям на второй этаж, по пути подмечая, что заболеваю от простуды — у меня першило горло и болело в груди.
***
Мне снилась тень.
— Гляди! — испуганно вскрикивала я. — Это же моя! Отделилась от меня! Разве так бывает? Да сделайте же что-нибудь! Как я останусь без тени, этого нельзя допустить.
Но моя тень, взобравшись на подоконник, прикладывала к носу большой палец растопыренной ладони и, шевеля остальными четырьмя пальцами, показывала мне язык.
— Лови ее! — я протягивала руку, натыкаясь на чье-то тепло. — Тень, она что же, среднего рода?
А тень крутилась на аккуратных беленьких копытцах, и все поправляла на голове нимб, нестерпимо сияющий и притягательный. Я не могла отвести от него взгляд, хотя глаза болели и слезились от света.
У второй девушки из Новосибирска, которая оставалась со мной в номере, был высокий писклявый голос. Она сильно трясла меня за плечи, похлопывала по щекам, протирала лоб влажным полотенцем, стараясь вывести из сонного бреда.
— Очнись! Слышишь, тебе надо прийти в себя. Открой глаза! — повторяла она.
Я очнулась и, вымучив слабую улыбку, поспешила успокоить ее:
— Иди спать. Я очень устала, хочу отдохнуть.
Утром у меня еще держалась температура, и я вынуждена была остаться в постели. В номер вернулась девушка, ночевавшая у приятеля-москвича. Обе подруги тоже не пошли на ярмарку, как и я, поняв, что заключить договора на поставки книг без предоплаты не удастся. Тогда что там делать? Но в отличие от меня они не отчаивались.